Елена Арсеньева - Мода на умных жен

А кстати, интересно, что имел в виду Васнецов? Существует какая-нибудь литература по данному поводу? Алена с удовольствием прочитала бы о значении изображенных на изнанке фигур… Пожалуй, можно у Рыбакова поискать, в его труде «Язычество древних славян»…

Ох ты! Академик Рыбаков, «Язычество древних славян», маленький немолодой человек по имени Николай Дмитриевич, взявший книгу у Алексея Стахеева… печальная насмешка Гали насчет матери, которая «на старости лет» (!) вдруг стала читать сказки… Уж не о ковре ли самолете читала сказки Лариса Стахеева? Уж не ей ли принадлежала книга академика Рыбакова? Может быть, она тоже пыталась разгадать смысл изображенных на васнецовском ковре знаков?

Хм, что ж, вполне возможно. Другое дело, что это отнюдь не свело ее с ума.

А вот ее мужа…

Но что произошло с Алексеем, почему его так заклинило на картине Васнецова? Неужели и правда отношение жены к «Ковру-самолету» оказало на него необъяснимое, патологическое воздействие? Так это или не так? А может быть, Алексей обуреваем страстью Герострата по отношению совершенно к другой картине?!

Но при чем тогда совы? Почему он именно о совах говорил в бреду? И Рыбаков, и сказки… Наверняка тут не случайное совпадение!

А может быть, Лариса не просто так сказки читала, не просто так изучала славянскую символику по книге Рыбакова? Может быть, она хотела какую-нибудь научную работу написать? И остались заготовки для нее? Хорошо бы добраться до них, почитать! Очень любопытно!

Но это нереально, нереально. С Алексеем – полный финиш, судя по всему. И Алена ведь уже решила покончить с его делом.

Решила покончить? Не факт, между прочим. И не из-за прекрасных Алексеевых глаз. Алене вдруг стала интересна – по-настоящему интересна – вся эта история. Только теперь в ней по-настоящему появилась какая-то загадка – пусть не детективная, а фантастическая. Дракон в душе нашей писательницы просто-таки крылышками затрепыхал от удовольствия! Надо узнать у Алексея, не оставила ли Лариса каких-то записей о «Ковре-самолете»… а заодно таким ненавязчивым образом напомнить ему о своем существовании (вдруг заодно в нем пробудится и воспоминание об очень даже немалой денежке, которую надо отдать практичной Деве).

Алена сунула было руку в сумку, чтобы достать телефон, как вдруг вспомнила объявление – в музее запрет на звонки. Да ладно, если нельзя, но очень хочется, значит, можно! Главное, чтобы не увидел никто, не услышал…

Она воровато оглянулась – и поняла, что позвонить не удастся: свидетели есть-таки. Около окна стояла та самая изможденная женщина, которую она чуть раньше видела внизу. Майя – так называли ее музейные дамы. Она сняла свой черный плащ, но все равно осталась в черном: длинная юбка, жакет, водолазка, колготки, туфли – все угольно-черное. Даже бижутерия была мрачного, тяжелого, черно-серебряного оттенка. Глухая чернота женщине не шла, делала ее лицо еще бледнее, старила его.

Майя стояла, сунув руки в карманы жакета, ссутулившись, словно ей было холодно, и угрюмо смотрела… на «Ковер-самолет». Она молчала, думала о чем-то, да так напряженно, что Алене почудилось, будто она слышит ток ее мыслей! Словно бы волны набегают на берег – довольно бурные такие мыслительные волны.

«Черная одежда и молчаливость придают каждой женщине умный вид», – вспомнила Алена замечательное выражение Ницше. И с трудом сдержала ехидную усмешку. Впрочем, совсем скрыть ее не удалось – какой-то звучок все же прорвался на волю. Майя его услышала и обратила рассеянный взгляд на Алену, которую до сей минуты вроде бы не замечала: очень уж удивленными стали ее глаза, когда она обнаружила рядом с собой присутствие кого-то постороннего!

– Извините, вы, кажется, в музее работаете? – быстро спросила Алена, чтобы сгладить впечатление от своей нечаянной усмешки.

– Да, – рассеянно сказала женщина. – А вы… – И вдруг улыбнулась с неожиданной приветливостью: – А я вас знаю, вы писательница. Я ничего не путаю?

– В самом деле, – кивнула очень довольная Алена. – А вы читали какие-то мои книжки или мы на моих встречах с читателями виделись?

– Мне вас потихоньку в областной библиотеке показали, – пояснила Майя. – У меня там подруга работает, в отделе хранения. Ее Елизавета Петровна зовут.

– Ой, знаю! – вспомнила Алена. – Пухленькая такая, да? В кудряшках.

– Совершенно верно. Ей очень нравятся ваши книги, особенно исторические. Она говорит, что вы пишете для умных женщин.