Елена Арсеньева - Мода на умных жен

– А как еще можно выглядеть, когда столько перенесешь? – Старшая дама наконец сдвинула себя с места и принялась неспешно взбираться по лестнице. – Операция есть операция. А насчет онкологии… Ты же знаешь Майю, у нее и спрашивать бессмысленно, все равно ничего не скажет.

– Да, она такая… И всегда такая была, как монашка угрюмая!

– Конечно, ведь живет одна, ни мужика, ни ребенка, ни близких никого. С кем особенно веселиться? Хотя… Знаешь, по-моему, пока она с Ларисой Стахеевой дружила, так хоть смеялась иногда. А как Ларису похоронили, Майя совсем поугрюмела. С Тамарой у нее все же не настолько теплые отношения.

Музейные дамы скрылись за поворотом лестницы, а Алена осталась около кассы.

«Дружила с Ларисой Стахеевой? – подумала она, покупая билет. – С женой Алексея? Вот те на! Значит, Лариса тоже работала в музее? Ого как интересно… Не потому ли с ним связана мания Алексея? Может быть, это его реакция на смерть жены? Хотя странная реакция. И еще более странно, что припадки начались спустя полтора года после смерти Ларисы. Или они случались и раньше? Может быть, я просто не знаю каких-то подробностей? Почему-то Алексей не сказал мне, что Лариса работала в художественном музее… Правда, мы и не говорили о месте работы жены. Я и не спрашивала его. А Муравьев знает или нет? Имеет это значение или нет?»

Алена купила входной билет и начала подниматься по лестнице, подмигнув какой-то древнеримской статуе, стоящей у самого выхода из раздевалки. Алена ее знала столько, сколько себя помнила, всегда любила украдкой потрогать каменное, иссеченное временем плечо, вот и сегодня собралась было его коснуться, но милиционер так свирепо уставился на посетительницу, что Алена не решилась его волновать, прошла дальше.

Контролер, очень скромно одетая и очень тщательно причесанная дама с таким же вдохновенно-музейным лицом, как у недавно виденных Аленой двух женщин, взяла билет, чуть надорвала листок и вверила с полупоклоном:

– Прошу, проходите. Вы у нас впервые? Начало осмотра – вот здесь, а дальше по стрелочкам из зала в зал.

– Нет, я не впервые, – гордо сообщила Алена. – Осмотр начинается с икон, я знаю. А скажите, в каких залах собраны пейзажи?

– Насколько мне известно, отдельных таких залов нет, – с сомнением в голосе ответила контролер. – Мне кажется, они все перемежаются с портретами, с жанровыми картинами, с натюрмортами… Но все-таки больше всего их на втором этаже, где у нас Шишкин, Левитан, Айвазовский.

– Спасибо, – кивнула Алена и вошла в зал иконописи.

Ей было бы ужасно стыдно и даже как бы страшновато кому-нибудь признаться, однако данный вид искусства всегда оставлял ее холодной. Хотя «Огненное восхождение пророка Илии» Алене все-таки нравилось – совершенно фантастический сюжет, да и изображение напоминает человека, который взлетает в каком-то красном космическом корабле. Особенно явственно это видно не на знаменитой ростовской, а на иконе нижегородского письма конца XV – начала XVI века. Но сейчас наша писательница только мельком взглянула на Илию с его красным «космическим кораблем» и поспешила пройти через залы.

Ага, вот и светское искусство. Отличные портреты… Да, портреты просто отличные! У художников восемнадцатого века получались какие-то поразительно живые глаза. Ну, так ведь Рокотов же. Да, Рокотов – это что-то особенное! Левицкий тоже невероятно хорош…

«Последние дни Дмитрия Самозванца» Бенинга… Очень смешная картина, в которой переврано все на свете! Алена, которая Дмитрия I любила, почитала и искренне считала подлинным сыном Ивана Грозного (его, кстати, тоже высоко почитала как великого государя, и ей было глубоко плевать на ту грязь, которой окружили его имя все, кому не лень, начиная с первого российского диссидента Андрея Курбского!), просто смотреть на это жуткое полотно не могла. Марины Мнишек, во-первых, рядом с Дмитрием во время мятежа не было, во-вторых, все происходило не в толстостенных кремлевских палатах, да и Петр Басманов героически сражался за своего государя, а не крался к окну на полусогнутых, словно вороватый кот! К тому же Дмитрий Самозванец, в жизни красавец-мужчина, до отвращения напоминал на полотне лидера коммунистической партии, товарища Z., который, может, и являлся надежным, проверенным и преданным идее борцом за светлое будущее, но красавцем его ни за что и никогда назвать было нельзя!

А впрочем, не будем о красавцах. Лучше о картинах.

Где же пейзажи, а? Где совы?