Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез

И здесь, на мосту Пон-Неф, тоже воцаряется жуткая суета. Автобусы, автомобили, пешеходы… Кому надо, переходят или переезжают через Сену из правой части города в левую и наоборот; кому надо, спешат на остров Сите или оттуда… А главное, с самого раннего утра на парижских мостах начинают болтаться туристы. Туристы обожают парижские мосты, особенно Пон-Неф! Впрочем, чего только не обожают эти самые туристы! Они ретиво вползают на Монмартр, пыхтя и отдуваясь на крутых улочках и почти вертикальных лесенках; слоняются в галереях Лувра; торчат на площади Конкорд, пытаясь обрызгать себя и других водой из фонтанов; топчутся под Эйфелевой башней, истово закидывая головы и рискуя переломить шею; кружат возле Нотр-Дам, разглядывая горгульи-химеры… – ну и вообще кучкуются в тех местах, которые считаются обязательными пунктами посещения для всякого уважающего (и даже не уважающего себя) иноземного вояжера, наконец-то сподобившегося оказаться в знаменитом Париже. Особенно много среди них почему-то японцев (такое ощущение, что гораздо больше, чем в самой Японии!), которые (еще одно ощущение) не спят ни днем, ни ночью и вечно обвешаны самой передовой видеотехникой в мире, а также фирменными пакетами самых дорогих магазинов. Они не выпускают из рук карты Парижа и посреди Елисейских Полей непременно пристанут к вам с вежливыми поклонами и сдержанной мольбой указать, где здесь находится Мулен-Руж, на бульваре Клиши они ищут Вандомскую колонну, а в Тюильри придирчиво вглядываются в статуи, пытаясь выяснить, не эта ли нагая мраморная дама – бронзовый памятник знаменитому Анри IV?.. Правда, Эйфелеву башню все туристы и даже японцы, как правило, находят самостоятельно. Наверное, потому, что она видна практически отовсюду, особенно с парижских мостов.

Ах да, так вот о мостах! Вернемся на один из них.

Итак, часом позже Фанни его ни за что не заметила бы в этом укромном уголке в самом начале Пон-Неф. Как раз там, где пешеходная дорожка сворачивает с набережной Лувра на мост, стоят на парапете два чугунных фонаря. Между ними – изгиб каменной ограды моста и полукруглая каменная скамья. Вот уже почти год, в любую погоду, каждое утро в шесть тридцать пять (ровно в шесть подъем, пятнадцать минут на торопливое умыванье и одеванье, двадцать минут трусцой от ее дома на углу рю де ла Бурз и рю де Колонн) Фанни замирает рядом с этой каменной скамьей и кладет руку на парапет. Он серо-белый и в мутном свете раннего утра кажется мертвенным, изрыт раковинками, оставленными временем и досужими прикосновениями все тех же туристов. Раковинки черные – Фанни повторяет про себя, что они забиты не грязью, а пылью времен. Кстати, настоящий нормальный парижанин (если, конечно, он не историк и не поэт) такими высокопарностями не мыслит – метафора насчет пыли времен могла прийти в голову только туристу. Ну правильно, это были слова Лорана, которого, правда, трудно назвать туристом. Но и парижанином он не был. И никакой он был на самом-то деле не Лоран, это Фанни его так стала называть, чтобы не ломать язык на его невероятном, несусветном, варварском имени…

Они впервые встретились именно здесь, возле этой каменной скамьи, где сейчас стоял какой-то парень, перегнувшийся через парапет так низко, что Фанни видела только его туго обтянутый сизыми джинсами зад и ноги, казавшиеся чрезмерно длинными, потому что он приподнялся на цыпочках. Какое-то дурацкое мгновение Фанни верила, что это Лоран. Но нет, конечно: незнакомец был слишком худой, слишком мелкий. И у нее слезы подкатили к глазам – потому что этот тщедушный парень, нагло задравший свой зад над парапетом, занял ее святое, ее священное место, ее Мекку, куда она прибегала, словно смиренная паломница (если предположить, что паломницы, тем паче смиренные, способны бегать, а не брести, тащиться, влачиться… или что они там вообще делают в своем пути к святым местам), уже почти год в тщетной надежде вернуть невозвратимое.

Фанни и сама понимала, что надежда эта напрасна, глупа и смешна, однако ничего не могла с собой поделать. Отчего-то ей казалось, что если Лоран решит вернуться к ней, то не приедет в ее бистро, не позвонит, не подкараулит около дома, а однажды рано утром явится сюда, на Пон-Неф, и станет поджидать ее, опершись на серо-белый мертвенный парапет и поглядывая то на набережную Лувра, откуда должна появиться Фанни, то на другой конец моста, где голуби еще дремлют на голове, плечах и чрезмерно широком кружевном жабо зеленого, бронзового Анри IV (ну да, памятник ему находится именно здесь, на Пон-Неф, и бессмысленно искать его в любом другом месте, будь это даже сад Тюильри!).

Читать дальше