Елена Арсеньева - В пылу любовного угара

– А как ее потом взорвать? – спросила Лиза. – Про кислотные мины мы уже говорили…

– Ну, тут я не силен, – вздохнул Петрусь. – Однако Баскаков опытный подрывник, это его забота. А моя – добыть документы для перехода моста. Мы с ним должны сегодня в полдень пройти там – я его буду сопровождать как работника статистического отдела. Но я потребую, чтобы мы взяли и тебя с собой. Раздобуду справку и для тебя. Ты перейдешь мост – и отправишься дальше. Я не позволю Баскакову тебе помешать!

– Погоди… – непонимающе повернулась к нему Лиза. – А ты? Разве ты не пойдешь со мной?

– Я не могу дезертировать, – угрюмо ответил Петрусь. – Понимаешь? Я мужчина, я не могу!

– Да почему дезертировать, ты что? – пробормотала Лиза в ужасе, хватаясь за него, но понимая, что он выскальзывает – не то что из рук ее, нет, но из ее жизни. – Там, за линией фронта, ты можешь в армию пойти, ты еще больше пользы принесешь!

– В армию меня не возьмут, – покачал головой Петрусь. – К стенке поставят уж точно. Женщине затеряться проще… Кроме того, я не хочу воевать за Советы. За Советы – там. А я уж за Россию – тут. Понимаешь? Вижу, что нет… Короче, я решил: помогу тебе спастись, но сам останусь.

– То есть я для тебя вообще ничего не значу, так, что ли? – пробормотала Лиза, не слыша себя, не понимая, что говорит. – Ты не любишь меня, если хочешь остаться!

– Я могу сказать, что ты не любишь меня, если хочешь уйти без меня, – буркнул Петрусь. – Но это все пустые разговоры.

– Я ухожу, потому что хочу жить! – с рыданием выговорила Лиза.

– Как будто я не хочу, – угрюмо ответил Петрусь. – Ну все, хватит пререканий. Поспи хоть немного, уже рассвет.

Лиза закрыла глаза. Слезы сначала копились под сомкнутыми ресницами, потом пролились на щеки, побежали к ушам, мочили волосы, подушку. Она старалась не всхлипывать, как вдруг Петрусь обнял ее, прижал к себе:

– Не разрывай мне сердце. Если бы я мог заплакать!

И вдруг оттолкнул ее, вскочил, кинулся к двери, распахнул.

– Показалось, там кто-то стоит. Показалось…

Он стоял над Лизой, глядя на нее сверху. Потом потянул с нее одеяло:

– Пусти меня к себе. Попрощаемся. Кто знает, что случится с нами, может, не увидимся никогда. Но что бы ни случилось, век буду Господа благодарить, что ты есть у меня… что ты у меня была!

– Привет, – сказал черноглазый тип. – Ну так что?

– А что? – вызывающе спросила Алёна.

– Вы-то зачем во все это ввязались?

– Случайно, – ответила она, усмехнувшись, потому что сказала чистую правду. – Слушайте, спорим, я знаю, как ваша фамилия?

– Ну?

– Григорьев.

– А вот и нет! – злорадно заявил черноглазый. – Хотя вы почти угадали. Моя-то фамилия – Карнаков, меня зовут Эдик Карнаков, но жена моя – Григорьева.

– Ясно, – кивнула Алёна, – вы потомки Валентина Григорьева, брата Елизаветы.

– Моя жена – его внучка, дочь его сына, – уточнил Эдик Карнаков. – А вообще все это отношения к делу не имеет.

– Да отчего же? – удивилась Алёна. – Конечно, имеет. Как раз в этом-то все и дело, по-моему. Одного не могу понять, неужели вы всерьез историю с похищением журналисток затевали?

– Да попугать мы их хотели, – с досадой ответил Эдик. – Попугать, не более того. Так и так мы их отпустили бы, а тут вы влезли. Ну зачем? Ваше-то какое дело?

– Я влезла? – удивилась Алёна. – А за каким чертом ваш Москвич влез в мою квартиру?

Эдик Карнаков скривился, как от зубной боли.

– Господи боже… Ну какой черт принес вас тогда на площадь Горького? – чуть не взвыл он. – Какого черта вы такая глазастая оказались? И какого черта палите из газовиков в первого попавшегося человека?

Как-то слишком много чертей, подумала Алё– на. И на всякий случай коснулась груди там, где под свитером прятался крестик. Береженого, знаете ли, Бог бережет!

– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнила Алёна. – Насчет ночного гостя.

– Он просто приходил вас предупредить о невмешательстве, – изящно выразился Эдик. Он был вообще-то симпатичный парень лет тридцати пяти, и такие витиеватые выражения ему вполне шли.

– Предупредить? – повторила Алёна. – Или попугать?

Эдик пожал плечами:

– Ну уж как вышло бы.

Обаятельный парень, даже откровенный цинизм ему к лицу.

– Слишком много суеты, – покачала головой Алёна. – Слишком много! Очень все тяжело делалось, грубо, без изящества.

Эдик снова скривился.

– Я что? – сказал он брезгливо. – Всем распоряжается мой тесть. Колька Москвич – его племянник двоюродный со стороны жены.