Елена Арсеньева - В пылу любовного угара

– Чем раньше мы расправимся с фон Шубенбахом, тем лучше, – говорил между тем Алекс. – Мы получим несколько часов форы. Они нам необходимы для того, чтобы освободить от мучений Эриха.

– Каким же образом? – спросила Лиза.

Алекс глянул исподлобья и пожал плечами.

– Вы что, в самом деле предлагаете его убить? – с запинкой спросил Петрусь и был удостоен такого же взгляда.

Помолчали. Потом Алекс, словно бы нехотя, сказал:

– Поверьте, господа, если бы имелся хоть один шанс спасти ему жизнь, я бы его использовал, поверьте. Клянусь! Но шансов нет. Чтобы увезти его из госпиталя, понадобился бы целый отряд. У вас есть отряд? Подозреваю, что нет. Вы молчите… Значит, подтверждаете мои слова?

Все молчали. Что тут говорить? Понятно же, что отряда никакого не было.

– Кроме того, ему необходимо лечение, какое можно обеспечить только в Берлине или в Москве. У вас есть возможность переправить Эриха в Москву?

– Да ладно глупости говорить! – буркнул наконец Петрусь. – Хватит издеваться! Что делать предполагаете?

– Звучит кощунственно, но лучше всего было бы отравить Эриха, – проговорил Алекс Вернер.

– Что? – выдохнула Лиза.

– А что? – буркнул он. – Не надо смотреть на меня так, будто я Джек-потрошитель. Если он доживет до приезда Шранке, он выдаст вас всех. Наши замыслы – это мизерикордия. Известно вам такое понятие?

– Неважно, как назвать, – сказал Петрусь, – все ясно… Но почему именно отравить?

– А что сделать? – с тоской спросил Алекс. – Удушить? Застрелить? Такая его смерть явно будет делом рук человека, которого станут искать. В то время как укол чего-то вроде морфия может сойти за больничную процедуру. Главное, чтобы больничные запасы морфия были не тронуты, понимаете? То есть мы должны раздобыть препарат сами.

– У меня есть цианид, – сказал Петрусь. – Немного, но вполне достаточно, чтобы…

– Не пойдет, – решительно качнул головой Алекс. – Вы когда-нибудь видели отравленных цианидом? Очень выразительная картина. Сразу станет ясно, что Эриха спровадили на тот свет. Кто? Начнут искать – и найдут! Нет, только укол и лучше всего – морфия. Но где его раздобыть?

– А укол-то кто сделает? – поинтересовался отец Игнатий.

Алекс вздохнул:

– Такой человек есть – один санитар из госпиталя. Его сын обязан жизнью моему отцу. Его сбил автомобиль, военный грузовик, а отец в тот момент проезжал мимо. Он велел своему шоферу остановиться, подобрал мальчика, увез в больницу. Трогательная история – в свое время о ней писали все газеты Германии. Если я скажу, что смерть Эриха нужна ради блага моего отца, тот санитар пойдет на все. Его даже и не заподозрят. Только морфий нужно найти.

– При отравлении морфием тоже ярко выраженные симптомы, – сказал Петрусь. – Булавочные зрачки, замедленное дыхание, холодная липкая кожа, покраснение губ и мочек…

– Укол нужно сделать перед сном, – перебил его Алекс. – Все симптомы угаснут. Вот только зрачки… Наверное, если приподнять веки, это будет видно.

– Атропин, – буркнул Петрусь. – Если закапать в глаза атропин, зрачки будут расширены.

Отец Игнатий вдруг вскочил так резко, что все обернулись к нему. Священник стоял, стиснув руки в кулаки, низко наклонив голову.

– Ты попустил сие, отец наш небесный… – наконец проговорил он истово. А затем снова сел, вернее, тяжело упал на стул.

– Прошу вас, – тихо сказал Алекс, глядя на Лизу и Петруся, – прошу вас, молчите. Я знаю: все, что здесь сейчас происходит, выходит за рамки… за рамки… – Он осекся и смог продолжать только через некоторое время: – За рамки всего человеческого. Но мы только играем по правилам, которые нам навязала война.

Больше к моральным аспектам не возвращался никто, даже отец Игнатий.

– Нет, морфия нам не раздобыть, – с сожалением сказал Петрусь. – Ну где мы, в самом деле, его возьмем? К тому же с уколом – сложнее. Проще использовать дигиталис. Его можно дать внутрь. Это растительный яд, он разлагается так быстро, что уже через сутки невозможно отыскать его следы в организме.

– Морфий удобен тем, что его можно вколоть независимо от воли больного, – возразил Алекс. – А чтобы выпить дигиталис, нужна его добрая воля. Но у меня, – он зло оскалился, что, очевидно, должно было обозначать ухмылку, – есть основания сомневаться, что Эрих примет яд по доброй воле.

– Почему? Неужели он надеется… неужели он может надеяться купить себе жизнь предательством? – в ужасе проговорил отец Игнатий.

– Ну посудите сами, если бы он готов был умереть, разве он выпрыгнул бы с парашютом? – с горечью проговорил Алекс Вернер.