Айрис Джоансен: И тогда ты умрешь

Гальвес покачал головой.

– Ничего нет. Я проверял пятнадцать минут назад. Два факса от Хабина и один от Морриси.

– От Морриси?

Гальвес удивленно вскинул брови.

– Морриси постоянно звонит ему и шлет факсы. Ты что, не знал? Наверное, они не так уж и ценят тебя.

– Не исключено. Но Эстебану очень нужно получить донесение. Может, еще раз посмотришь?

Гальвес пожал плечами и скрылся в палатке. Кальдак последовал за ним.

– Ничего, – бросил ему Гальвес.

– Точно? Может, бумага кончилась? Проверь-ка память.

Гальвес склонился над аппаратом.

– Да говорю тебе, не было ничего. Эй, пусти…

Рука Кальдака обвилась вокруг горла Гальвеса. Теперь достаточно было одного движения, чтобы свернуть ему шею.

– Привезли? – Эстебан уже спешил к джипу. – Что-то долго.

Кальдак передал ему факс.

– Две женщины решили попутешествовать. Никакого отношения к правительственным кругам. Доктор Эмили Корелли, 36 лет, детский хирург, обширная практика в Детройте. Мужа зовут Том, у него строительная фирма. Дочь Джули, 10 лет.

– А кто вторая?

– Ее сестра, Элизабет Грейди, 29 лет, разведена. Фотожурналист.

– Она журналистка? – Эстебан нахмурился. – Вот это мне не нравится.

– Работает по разовым контрактам.

– Все равно мне это не нравится. Почему она приехала в Тенахо?

– У нее заказ от журнала для туристов.

– Но почему именно сейчас?

Кальдак пожал плечами.

Эстебан направил луч фонарика на фотографии обеих женщин, переданные по факсу. Совершенно не похожи. У Корелли темно-каштановые волосы, гладко зачесанные назад, и тонкие, правильные черты лица. А у Элизабет Грейди вздернутый нос, рот великоват и глаза слишком широко расставлены. Коротко подстриженные кудрявые волосы сильно выгорели на солнце.

– Надолго они явились?

– На две-три недели. – Кальдак помолчал. – За это время их никто не хватится, полковник. У них есть мобильный телефон, но сейчас они уже въехали в мертвую зону. Телефоны в Тенахо, как правило, работают неважно, так что, может, еще неделя пройдет, прежде чем телефонная компания догадается, что связь оборвана, и вышлет ремонтную бригаду.

– Да, вы правы.

– Препятствия нужно устранять. Зачем вам пускать этих женщин в Тенахо? К тому времени, как начнутся поиски, я успею спрятать их так, что никто никогда не найдет. – Настойчивости вам не занимать.

– Позвольте я займусь ими сегодня ночью. Так будет разумнее всего.

– Я сам решу, что разумно! – отрезал Эстебан. Наглость подчиненных его раздражала. – Вы не имеете представления, что поставлено на карту.

– И не намерен выяснять: я не хотел бы умереть, как Гальвес.

Эстебан пристально взглянул Кальдаку в глаза.

– Вот как? Уже?

Кальдак, казалось, удивился.

– Конечно.

Эстебан почувствовал прилив радости – он по-прежнему прочно держал власть в своих руках. Но даже это счастливое ощущение власти не захватило его целиком: равнодушие Кальдака портило ему настроение.

Эстебан скомкал факс.

– Ваш план отклоняется. Мы дадим им въехать в Тенахо.

Кальдак безмолвствовал.

«Он недоволен, – злорадно отметил про себя Эстебан. – Это хорошо». Не исключено, что следовало бы позволить Кальдаку исполнить намеченное, но Эстебана уязвляло отсутствие подобострастия в поведении Кальдака. Впрочем, все это не так уж важно.

Конец в любом случае один.

– Вы вернетесь в лагерь? – осведомился Кальдак.

– Нет, пока останусь здесь.

Кальдак отъехал, а Эстебан отдался созерцанию холмов. Ему хотелось побыть одному. Стояла ясная ночь, и ни облачка не было над вершинами дальних гор. Он уже решил, что ему самому ехать в Тенахо небезопасно, но предвкушение – это тоже хорошо. Он запустил свой план в действие и теперь имеет право на удовольствие. Хабин зациклен на политике, он не понимает до конца значения того, что здесь произойдет. Зато Эстебан почти воочию видел нависшего над Тенахо апокалиптического зверя, готового начать свою смертоносную игру.

Дева Мария, приди им на помощь! В адском огне стенают их бессмертные души…

Отец Хуан преклонил колена у алтаря, не сводя отчаянного взгляда с золотого распятия.

Он прожил в Тенахо сорок четыре года, и паства всегда внимала ему. Неужели же прихожане не прислушаются к нему сейчас, когда им всем послано страшное испытание?

Он слышал доносящиеся с церковного двора крики, пение, смех. А ведь он выходил к ним и призывал разойтись, ибо им надлежит быть дома в этот ночной час, но тщетно. Они лишь предложили ему разделить с ними грех…