Нора Робертс - По образу и подобию

— А ваша мать?

— Шлюха и наркоманка. К тому времени ее уже не было. Я ее почти совсем не помню, а то, что вспоминается… Она была ничем не лучше его.

— Я хочу… Мне хотелось бы сказать, что мне жаль. Но этими словами люди тоже охотно пользуются, и они могут означать что угодно. Даллас, я не знаю, что сказать.

— Я не ищу твоего сочувствия.

— Знаю. Это не в вашем духе.

— Однажды вечером… Мне было восемь лет. Мне потом сказали, что мне было восемь лет. Я сидела взаперти в комнате мотеля, куда он меня привез. Жуткая дыра. Какое-то время я была одна и пыталась найти что-нибудь поесть. Я нашла кусочек заплесневелого сыра. Я умирала с голоду. Мне было страшно холодно, страшно голодно, и я решила, что мне сойдет с рук, если я успею поесть, пока он не вернулся. Но он вернулся, и он был не слишком сильно пьян. Иногда он бывал так пьян, что оставлял меня в покое. Но в тот раз он не был сильно пьян и не оставил меня в покое. — Еве пришлось прерваться, чтобы собраться с силами. — Он ударил меня, сбил с ног. Мне оставалось лишь молиться, что он этим ограничится. Одним только избиением. Но я уже видела, что этим не кончится… Не плачь! Я этого не вынесу, если ты будешь плакать!

— А я не могу слушать без слез, — пробормотала Пибоди, но послушно вытерла слезы одной из шершавых салфеток, прилагавшихся к хот-догам.

— Он навалился на меня. Хотел преподать мне урок. Мне было больно. После каждого раза забываешь, насколько это больно. Пока это не случится снова. Ты и вообразить не можешь. Это невозможно выдержать… Я пыталась его остановить. От этого становилось только хуже, но я ничего не могла с собой поделать. Я не могла это терпеть и поэтому сопротивлялась. Он сломал мне руку.

— О боже… О боже! — Теперь уже Пибоди прижалась лицом к коленям. Она безудержно рыдала, но изо всех сил старалась делать это беззвучно.

— Щелк! — Ева устремила взгляд на озеро, на спокойную воду, по которой скользили хорошенькие лодочки. — Тонкая молодая косточка издает щелкающий звук. Я обезумела от боли. В моей руке каким-то образом очутился нож. Тот самый ножик, которым я соскребала плесень с сыра. Он упал на пол, и мои пальцы нащупали его.

Очень медленно Пибоди подняла зареванное лицо.

— Вы пустили его в ход? — Она вытерла лицо тыльной стороной ладоней. — От души надеюсь, что вы настрогали из этого гада ремешков!

— Да, примерно так я и сделала. — Ева заметила, что на спокойной глади озера появилась легкая рябь. Словно круги расходились. Расходились… — Я просто колола и колола, пока… ну, словом, я оказалась в луже крови. — Она судорожно вздохнула. — Всего этого я большую часть жизни не помнила. Вспомнила только перед самой свадьбой с Рорком.

— А полиция?..

Ева покачала головой.

— Он пугал меня полицией, социальными работниками — всеми, кто мог вмешаться. Я бросила его там, в этой комнате. Смыла с себя кровь и ушла. Я все шла и шла, я прошла много миль, пока не потеряла сознание в каком-то переулке. Там меня подобрали. Очнулась я в больнице. Доктора и копы задавали мне вопросы. Я ничего не помнила, а если и помнила, мне было слишком страшно об этом рассказать. Я была запугана. Оказалось, что у меня нет даже свидетельства о рождении, — никаких записей обо мне они не обнаружили. Официально я не существовала, пока они не нашли меня в том переулке. В Далласе. Поэтому мне дали такое имя.

— Вы сами сделали себе имя.

— Как только увидишь, что это влияет на работу, скажи мне.

— Это уже повлияло на работу. Это сделало вас хорошим копом. Во всяком случае, мне так кажется. Это помогло вам, и теперь вы готовы взглянуть в глаза чему угодно. Вот возьмите этого парня, за которым мы охотимся. Что бы ни случилось с ним в детстве, это было не хуже того, что пережили вы. Ну, хорошо, допустим, что хуже. Но он использовал это как предлог, чтобы убивать, разрушать, причинять боль. А вы использовали то, что случилось с вами, чтобы добиться справедливости для людей, ставших жертвами преступлений.

— Делать свою работу — это не героизм, Пибоди. Это просто работа.

— Вы всегда так говорите. Я рада, что вы мне рассказали. Это значит, что вы мне доверяете как напарнице и как своему другу. Вы можете мне доверять.

— Я знаю, что могу. А теперь давай забудем об этом и вернемся к работе.

Ева встала и протянула руку. Пибоди схватила ее руку, крепко сжала, и Ева рывком подняла ее на ноги.

Ева решила еще раз заехать в морг. Ей хотелось расспросить Морса и еще раз взглянуть на Аннализу Саммерс.