Филлис Уитни: Морская яшма

— Капитан настаивает на том, чтобы увидеться с вами немедленно, — сказала она. — Лучше было бы подождать до завтра, но он не хочет. Если он хоть чуточку разволнуется, уходите немедленно. Вы должны запомнить: он очень болен и слаб. Доктор предупреждал, что даже небольшое волнение может кончиться для него плохо: сердце не выдержит.

Я кивнула, показывая, что поняла, и последовала за ней по центральному коридору туда, где старая часть дома соединялась через второй этаж с новой. Открылась дверь, выходившая на маленькую лестничную площадку с громадным дымоходом в центре. Миссис Маклин подошла к одной из дверей, постучала и впустила меня в большую уютную комнату, где в камине гудело пламя и весело сверкали полированная мебель и начищенная медь. Меня окутали странные, экзотические запахи далеких мест.

Шагнув в комнату, я словно оказалась в капитанской каюте, которую содержали в безукоризненном порядке. Потом мое внимание сосредоточилось на круге света и тепла от лампы и камина. Там в огромном кресле сидел сморщенный, высохший старик. Из одеял, как из гнезда, торчала только голова старика.

Как же меня потрясло это зрелище! Даже в самом страшном сне герой моих обожаемых рассказов о море не мог привидеться мне вот таким.

— Мисс Хит, — объявила миссис Маклин и посторонилась, пропуская меня. Она не прошла в комнату следом за мной, а захлопнула дверь и немедленно удалилась. Я остановилась в нерешительности. И вновь обратила внимание на экзотический аромат. Я никак не могла определить этот запах, хотя была уверена, что он мне знаком.

Сморщенный, как изюмина, человек поманил меня из своего гнезда.

— Иди сюда! — приказал он. — Иди сюда и дай посмотреть на тебя как следует!

Голос его поразил меня так же сильно, как и внешность: раскатистый бас гремел, как барабан. Этот голос сразу напоминал о том, что некогда его обладатель хозяйничал на капитанском мостике. Когда я неуверенно шагнула к креслу, тощая рука капитана с неожиданной силой схватила мое запястье.

— Нагнись и дай мне посмотреть на тебя, девочка, — велел он.

Мне очень захотелось оказаться где угодно, только не здесь. Как я жалела, что ослушалась отца! Но мне ничего не оставалось, кроме как опуститься на колени на коврик у камина, где близкий огонь обжигал щеку. Я позволила свету от камина и лампы упасть на мое лицо. Из-под кустистых белых бровей старика на меня уставились ярко-синие глаза, а сильная жесткая рука бесцеремонно схватила меня за подбородок и стала изучающе поворачивать мою голову то в одну, то в другую сторону.

— Ты на нее похожа! — гаркнул он наконец. — Вылитая мать! Даже глаза как у нее: карие с золотистой искрой. Ты наверняка знаешь, что в те далекие годы мы все были влюблены в Карри Коркоран — и Натаниэль, и Эндрю, и я. Но в конце концов вышла-то она за того, кому мы меньше всего прочили победу. Давно пора, чтобы ее дочь вернулась домой, в Гавань Шотландца! Твое место здесь, девочка.

Капитан Обадия моих фантазий был широкоплечим великаном, он в любой шторм чувствовал себя на раскачивающейся палубе как дома. Он не имел ничего общего со сморщенным стариком, голосище которого был раз в десять сильнее самого старика. Действительность меня слегка напугала, и я не представляла, что сказать. Я забормотала, что не хочу беспокоить капитана своими проблемами, что мне очень жаль видеть его больным, но он отмахнулся от моих слов и заорал через плечо:

— Лиен! Лиен! Иди сюда! Черт побери, женщина, куда ты запропастилась, когда ты нужна мне?

Из полутьмы в дальнем углу, куда не достигал свет от камина и лампы, к моему вящему удивлению, выступила самая что ни на есть причудливая фигурка. Передо мной была китаянка, похожая на куклу и одетая в коротенький жакет и пышные шаровары из светло-зеленой шелковой парчи. На лице ее лежал слой рисовой пудры, губы она ярко накрасила кармином. Блестящие черные волосы, собранные сзади в тяжелый узел, удерживала золотая филигранная шпилька с головкой в виде бабочки.

Я сразу посмотрела на ноги китаянки, потому что от отца много слышала о Китае, ведь он любил эту страну почти как свою родину. Ноги этой женщины, обутые в маленькие туфли без задника, не были изуродованы и превращены в так называемые "бутоны лотоса", поэтому двигалась она так же легко, как я.

Китаянка подошла, неся в маленьких ручках лакированный с позолотой поднос, на котором стояли изящные чашки тончайшего фарфора, грациозно склонилась и поставила поднос на низенький столик тикового дерева возле капитана. Снова в ноздри мне ударил пряный чужеземный запах, и я сообразила, что это сандал.