Маргерит Дюрас - Английская мята

– Ваш муж говорил, будто у вас не было никаких причин ненавидеть Марию-Терезу Буске, что она отлично справлялась с работой по дому и главное – отменно стряпала, была чистоплотна, добросовестна, великодушна и заботилась о вас лучше нельзя. Что, насколько ему известно, за все семнадцать лет между вами ни разу не было ни малейших размолвок.

– С ней было трудно поссориться, она ведь была глухонемая.

– А не будь она глухонемой, скажите, вы могли бы в чем-нибудь ее упрекнуть?

– Откуда мне знать?

– Но вы ведь разделяли мнение мужа, не так ли?

– Весь дом был в ее распоряжении. Она делала все, что хотела. Мне и в голову не приходило судить, хорошо это или плохо.

– А потом, когда ее не стало в доме?

– Вот тогда-то я и заметила разницу. Весь дом был в грязи, повсюду пыль.

– Вам что, больше нравится, когда в доме пыль?

– Но ведь лучше, когда чисто, разве нет?

– А вам как больше нравилось?

– Понимаете, чистота занимает много места в доме, даже чересчур много…

– Вы хотите сказать, что чистота занимала место чего-то другого?

– Кто знает, может, и так…

– Чего же именно? Назовите первое слово, какое придет вам на ум.

– Может, времени?

– Выходит, чистота занимала место времени, вы это хотели сказать?

– Пожалуй…

– А вкусная еда?

– Еще больше, чем чистота в доме.

Теперь там все так запущено. Плита совсем холодная. Весь стол в жирных пятнах, а поверх жира пыль, повсюду пыль. Окна такие грязные, что через них уже ничего не увидишь. А едва выглянет солнце – так сразу же все видно: застывший жир и пыль. Теперь там уже не осталось ничего чистого, ни единого стакана. Вся посуда из буфета грязная.

– Вы сказали: теперь – но ведь вас-то уже нет больше в доме…

– Мне ли не знать, во что превратился теперь наш дом.

– Как чердак?

– Не понимаю…

– Я хотел сказать, он стал таким же грязным, как чердак?

– Да нет, почему именно чердак?

– А если бы все продолжалось и дальше, к чему бы это привело?

– Но это ведь и в самом деле продолжается. Все началось, когда я еще была там. Целую неделю никто не мыл посуду.

– И если бы это продолжалось и дальше, во что бы все превратилось?

– Если бы это продолжалось и дальше, то скоро уже вообще ничего бы нельзя было разглядеть. Меж камней бы выросла трава, а потом и ногой-то ступить было бы некуда. Если бы это и дальше продолжалось, то, если хотите знать, это был бы уже не дом, а настоящий свинарник, вот во что бы все превратилось…

– Или чердак?

– Нет-нет. Я же сказала, свинарник. Все это началось с тех самых пор, как меня арестовали.

– А вы ничего не сделали, чтобы предотвратить это бедствие?

– Нет, ничего – ни за, ни против. Пусть все идет своим чередом. Увидим, чем все это закончится.

– Выходит, вы отдыхали, как бы взяли отпуск?

– Это когда же?

– Ну, когда в доме стало так грязно…

– С чего это вам пришло в голову? Да нет, я вообще ни разу в жизни не брала никакого отпуска. Какой смысл, мне это было совсем ни к чему. Я была совершенно свободна, муж зарабатывал вполне достаточно, да и у меня тоже были свои доходы от дома в Кагоре. Разве муж не говорил вам об этом?

– Да, говорил. Как вам нравится тюремная пища?

– Вы хотите, чтобы я сказала, нравится ли мне, как здесь кормят, так, что ли?

– Да.

– Мне нравится.

– Здесь хорошо кормят?

– Мне нравится. Я ответила на ваш вопрос?

– Да, вполне.

– Знаете, скажите им, если они считают, что меня нужно до конца жизни продержать в тюрьме, пусть так и делают, пусть, я не против, может, так оно даже и лучше.

– А в своей прошлой жизни вы ни о чем не жалеете?

– Если все и дальше будет так, как сейчас, мне здесь хорошо. Понимаете, теперь, когда у меня не осталось никого из родных… мне здесь совсем неплохо.

– И все же жалеете ли вы о чем-то из своей прошлой жизни?

– Какой жизни?

– Ну, скажем, последних лет.

– Альфонсо… Альфонсо и все остальное.

– Она была вашей последней родственницей, последним членом вашего семейства?

– Не совсем. Остался еще Альфред Буске, восьмой брат моей матери, Аделины Буске. Все члены семейства Буске уже умерли, кроме Альфреда, ее отца. У него была одна-единственная дочь, Мария-Тереза, и надо же было случиться такому несчастью… глухонемая… жена его умерла от горя.

Правда, еще муж… но он не в счет.

Вот она… она была мне настоящей родней. Всякий раз, когда я вижу ее перед глазами, всегда одна и та же картина – она играет на тротуаре с кошкой. Говорили, что для глухонемой она была удивительно жизнерадостной, куда веселей любой нормальной девушки.