Дмитрий Вересов - Загадка Белой Леди

Миссис Хайден невольно вспомнила единственную вещь из нездешнего мира, которой она обладала, – томик Диккенса. Неужели книга? Не зря же она ей досталась? А если это обман, ложный след, неверная дорога? Вопросов было слишком много.

И, наконец, Виктор. При мысли о нем все окончательно мешалось в мыслях и чувствах миссис Хайден. Она приложила ко лбу горячую руку и невольно запрокинула голову. Прямо перед ней, за двумя башенками, куда обычно уходило солнце, теперь все небо закрывала лиловая тьма, обведенная по контуру мутноватым багрянцем. То и дело тьма распахивалась на доли секунды, выпуская в мир пронзительный белый свет, обжигавший глаза и заставлявший содрогаться тело. Багрянец по краям тревожно расползался, захватывая все большую часть неба, а остатки голубого над головой сжимались и становились густо-синими… Как глаза Виктора… И все это происходило в неподвижной, в непреодолимой тишине. О, если бы вокруг завыло, заревело, загрохотало, было бы проще, она просто бы вскочила и помчалась к «Биргу», придерживая руками подол поднимающейся колоколом юбки. Но это безмолвие, эта немота… И миссис Хайден продолжала сидеть неподвижно, не отводя глаз от грозной мистерии природы.

– Эй, росляйн, – вдруг откуда-то из кустов стриженого тиса окликнул ее знакомый голос. – Что это вас всех порастащило на таком зрелище? Вон господин Вилльерс даже бросил свою тростинку и пялится в небо, как на новенький фильм из Канн. Эка невидаль – гроза. Да еще и за сотни километров.

– О Жак! – неожиданно обрадовалась прозвучавшим словам и присутствию живого человека миссис Хайден. – Как хорошо, что вы здесь. Очень страшно. В этом есть… что-то запредельное человеческому уму, правда?

– Уму-то уму, это ладно, а вот кому… Кому-то это может о-о-очень помешать.

– Здесь? За сотни километров отсюда? О чем вы, Жак?

– Да ни о чем, росляйн. Смотри лучше, какую я тебе тростиночку вырезал. – Он протянул ей на грязной ладони маленькую самодельную окарину с тремя дырочками. – Будешь свистеть да душу свою высвистывать.

– Как?! – Миссис Хайден инстинктивно прижала пальцы к губам.

– Да вот так, – Жак поднес окарину ко рту и весело засвистел все ту же песенку Гете. – А если душу не высвистишь, так крыс соберешь.

– Каких крыс? – в непонятном смятении воскликнула она, но Жак, сунув дудку ей в руки, уже уходил, смешно подскакивая и рукой сзади изображая хвост.

– Крыс, крыс, жирных крыс, которые собираются, собираются…

И только тогда миссис Хайден побежала вниз, в спасительный «Биргу».

Она вбежала в холл, где вполсилы горело дежурное бра над зеркалом, и еще успела увидеть отражение взволнованной рыжеволосой женщины, уже так не похожей на ту, что смотрелась в амальгаму месяц назад. Вместо тусклой меди глаза ее горели золотом, грудь поднялась, и в каждом движении появилась определенность. Но не успела она порадоваться такой перемене, как из комнаты послышались намеренное откашливание и смех.

– Не пугайтесь, Кинни. Это я. Простите меня, я сделал то, на что не рискнули вы: пришел к вам в коттедж.

Отражение в зеркале вспыхнуло бенгальским огнем, и миссис Хайден заставила себя отвернуться.

– Я вижу, у вас хватает воли на двоих, – улыбнулась она, входя в темную комнату, где на фоне все еще пылавшего неба сидел в кресле Виктор. – Вы пришли, поскольку решили, что выиграли?

– А в чем, собственно говоря, заключается здесь выигрыш или проигрыш? – спокойно спросил ее он.

– В том, что… наши партнеры преодолели свою болезнь… – неуверенно ответила миссис Хайден.

– Вряд ли такие чудеса происходят в несколько дней.

– Но если это возможно в принципе, то почему бы тогда и не в несколько дней?

– Вы правы. Но я пришел не поэтому. Я просто соскучился. В ваше неведение, в чистоту погружаешься, как в родник, честное слово.

– Наверное, это странный комплимент для женщины такого возраста, как я.

– Простите мне то, что вы сейчас услышите, милая Кинни, но для меня и для вас важнее человек. – Сияние, которое миссис Хайден ощущала вокруг себя с того момента, как услышала голос тайно ожидаемого гостя, потухло, и она устало опустилась в кресло напротив Виктора. – Это отнюдь не умаляет и не затмевает женского в вас. Я знаю, как вам трудно, как вы пытаетесь прорваться к себе, и я очень хочу помочь вам.

– Как и доктор Робертс?