Дмитрий Вересов - Загадка Белой Леди

Исписанные же листки по два, по три она стала отдавать сначала Виктору, внутренняя связь с которым укреплялась для нее благодаря этому еще более, а уж только потом доктору Робертсу.

Вот и сегодня, придя в такой ранний час к чугунной беседке, она надеялась, что Виктор вернет ей взятые вчера листочки. Но что же делать, в конце концов, он тоже не принадлежал себе.

До сегодняшнего осмотра оставалось еще несколько часов, но его неизбежность всегда очень угнетала миссис Хайден, и в такие дни она не находила себе места. Это подвешенное состояние отравляло течение ее жизни тем, что, не имея прошлого и всеми силами желая воскресить его, она вынуждена была думать о будущем. И в то же время будущего у нее не было тоже, может быть, даже в еще большей мере, чем прошлого. Безусловно, она выздоровеет окончательно, память о том, что происходило с ней уже после возвращения сознания, вполне отчетлива, голова работает ясно и четко. Она сумеет наладить свою жизнь, но… Неужели она навеки обречена остаться живым трупом, растением без корней, человеком без родины и без… детства? Порой ей начинало казаться, что кто-то где-то ждет от нее последнего усилия, чтобы открыть ей новый удивительный мир, в котором переплавятся и сольются в одно единое целое и прошлое, и будущее. Но что нужно сделать? Она не знала. И миссис Хайден тоскливо поднимала глаза к вечно-синему небу, где парили неведомые птицы.

В коктейль-холле на первой террасе царила зеленоватая прохлада. Она достигалась здесь прежде всего благодаря обилию плюща, затягивавшего окна с обеих сторон. Это было единственное место, где разрешалось курить, и потому здесь во всякое время можно было кого-нибудь встретить. Доктор Робертс частенько использовал холл для наблюдения за своими пациентами, большинство которых были настолько замкнуты на себе, что практически не замечали сухопарую фигуру в углу за кустом роз, растущих в имитирующей античный килик вазе. В полдень народу набиралось особенно много, и сейчас помимо Виктора, сидевшего за бокалом своей любимой «коммандарии», в холле сидели, стояли или прохаживались человек десять.

Виктор протянул Робертсу кожаную папку с листками.

– Тут сразу две порции, – пояснил он и демонстративно замолчал, углубившись в смакование вина, обязанного своим названием еще тамплиерам, выкупившим у Ричарда Львиное Сердце лучшие виноградарские земли.

Робертс тоже молча сел, спросил обычный скетто [10] и сразу же взялся за чтение.

Глеб даже не успел до конца осознать это свое желание, как полуденный свет за окном погас, и в номере воцарилась непроглядная, почти северная темнота. Облегченно вздохнув, он ощупью добрался до кровати, успев еще слабо удивиться, что матрац, который он вместе с бельем только что отнес в ванную, снова на месте. Какое-то время перед его мысленным взором еще стоял удивительно теплый и родной в своем ярком желто-синем халате Фока Фокич, которого почему-то так и хотелось «прижать к своему сердцу». Впрочем, теперь Глебу некогда было отвлекаться на такие мелочи. «Главное расслабиться, в первую очередь расслабиться. Дать возможность мыслям самим выстроить нужные ряды…» Он глубоко вздохнул, и действительно мир вокруг него начал медленно обретать вполне реальные очертания и звуки. За окном появилась луна, какой она бывает в сороковых широтах, неумолчно зазвенели цикады, а издалека донесся явный шум моря и наводящие необъяснимую тоску покрикивания томных павлиних. «Все в порядке. Это побережье… Средиземноморье? Или Турция… Нет, скорее Кавказ… Эти лошади на каменистом пляже… В таком случае… Да, если сейчас выйти и спуститься мимо старого военного санатория, а потом свернуть вправо к молу, то попадешь в симпатичное заведение того грека, как его… Сатарики… Ставраки… Ах, да, Сатыроса! Дивную старик делал фенеку… [11] » Еще раз взглянув на луну и посчитав, что сейчас никак не может быть больше двенадцати, а значит, все прибрежные заведения еще вовсю работают, Глеб решил немедленно спуститься к морю и закончить этот странный день давно заслуженным и еще более забытым отдыхом в виде крольчатины с домашним вином. Ведь даже тот странный субъект при встрече заявил, что завтрак он пропустил, а дневной кофе в отеле и вообще можно было не считать за трапезу.

Не успев даже задуматься о том, когда успел он пропустить еще и обед, и ужин, Глеб быстро поднялся и хотел уже сбросить пиджак, потому что в комнате было слишком жарко, как вдруг ощутил, что плотный твид в общем-то ничего не весит. В тот же миг в коридоре послышались приглушенные звуки перебранки.