Маргерит Дюрас - Матрос с Гибралтара

Ни он, ни я – ни один из нас не заговорил тогда первым. Первым оказался мой муж. Только ему одному было нестерпимо затянувшееся молчание этих первых мгновений, и только он один захотел прервать его. Правда, получилось это у него очень неловко. А ведь с тех пор, как он женился на мне, ему, должно быть, не раз приходило в голову, что рано или поздно, но этот день может наступить. Ведь всегда думаешь о таких непредвиденных встречах и о том, как станешь вести себя, если это все-таки случится, разве не так? Хотя, конечно, когда такое все-таки случается, то чем больше об этом думал, тем меньше ты на высоте. А он, по-видимому, думал об этом чересчур уж много. И вот этот человек, должно быть, тысячу раз мысленно представлявший себе подобную сцену, оказался совершенно безоружным. Он не нашел ничего лучшего, чем спросить: «Как, разве вы больше не служите во флоте?»

Потом как-то отстранился от нас, отошел к двери одного из домов. Прислонился к ней спиной, мне даже подумалось, уж не стало ли ему дурно. В сущности, так оно и было отчасти, но не настолько, чтобы он рухнул на землю. Когда муж отошел, у нас появилась возможность хоть что-то сказать друг другу.

«Как живешь?»

Я ответила: хорошо.

«Понятно», – отозвался он.

Я ему улыбнулась. Порой, когда наступали черные дни, а их было немало, я думала: неужели все кончится тем, что его убьют, что его навсегда отнимут у меня? Расправиться с таким мужчиной, как он, – даже подумать об этом невозможно. Но нет, видно, мир по-прежнему гордился им, раз считал своим долгом сохранить его в живых. Будто он был одним из тех его обитателей, которые более всего скроены по его мерке, в общем, одним из знатоков самых сокровенных его глубин. Ах, если бы ты знал, как к лицу ему было жить на белом свете! Хотела бы я знать, из какой еще сомнительной истории он снова, в который раз, возродился к жизни! Сколько головокружительных виражей, сколько таинственных хитросплетений, сколько ночей, восходов солнца, приступов голода, женщин, партий в покер, ударов судьбы нужно было ему пережить, чтобы в конце концов его снова привело ко мне? Мне стало как-то немного стыдно за свою собственную историю. Он улыбнулся: понятно. Должно быть, хотел сказать: «Сразу видно», – как ты думаешь? Мне не хотелось об этом говорить. Поэтому я сказала:

«Я хочу все». И указала ему рукой на открытки. А он, воспользовавшись отсутствием нашего хозяина, который так и стоял, прислонившись к стенке, не в силах справиться с приступом чудовищной ревности, едва слышно прошептал мне:

«Привет».

Так, на свой манер, он дал мне понять, что ничего не забыл. Мне пришлось… да-да, я закрыла глаза, как когда-то прежде. И вот тогда он, должно быть, понял, что и я тоже помню все, все, до мельчайших подробностей. Это длилось всего несколько секунд. Но оказалось достаточно, чтобы этим ранним утром мы оба снова почувствовали то же самое, что и тогда, в каюте, когда я пришла туда, закончив свои дела. Я открыла глаза. Он все еще смотрел на меня. Пришла в себя. И снова повторила:

«Я хочу все».

В тот момент вернулся мой муж. Однако, похоже, так ничего и не заметил. Он подставил колено и приладил на нем свой чемоданчик. Видавший виды, весь покоробившийся от дождей, чемодан был явно не новей его костюма. Видно, он уже немало с ним поскитался. Потом открыл его. Там лежало с десяток конвертов, точь-в-точь таких же, как и тот, что он держал в руке. А среди них, смешавшись с ними, лежал кусок хлеба. Больше в чемодане не было ничего – только хлеб и конверты. Он собрал конверты, один за другим, и протянул их мне.

«На, бери, это тебе».

Я взяла их и сунула в муфту. Они были холодны как лед. Я подумала, должно быть, и хлеб там такой же ледяной, как и эти конверты благодаря которым он смог его купить. Ведь на самом деле он отдавал мне свой хлеб. Но я все равно взяла. И тут до нас донеслось:

«Сколько мы вам должны?»

Только услыхав его голос, мы заметили, что мой муж был уже рядом с нами.

«Нисколько, – ответил он, – это ведь ей».

Но мой муж понял это совсем по-другому. Вытащил из кармана пачку тысячефранковых банкнот и швырнул их в открытый чемодан. Чемоданчик был совсем маленьким, деньги упали прямо на хлеб и почти закрыли его. Их было очень много. Он недолго смотрел на них, потом стал собирать, банкноту за банкнотой. Точно так же, как и конверты, разве что чуть медленней. И тогда я заметила:

«Скажи, их ведь было меньше, когда ты убил того американца, наверное, даже намного меньше, правда?»

Я почувствовала руку своего мужа, он схватил меня за локоть и потащил вперед. Я с силой вырвалась. Муж отпустил.