Антон Леонтьев - Ключ к волшебной горе

– Полин! – В купе заглянула тетя Лиззи, кузина Ксении Теодоровны, матери Полины. – Maman просит зайти тебя!

Полина, со вздохом отломив квадратик от толстой плитки шоколада, проследовала за тетей в соседнее купе. Выбор пал на Герцословакию по совету маститых врачей: в последние месяцы Ксения Теодоровна, отметившая в январе свое сорокалетие, жаловалась на упадок сил, постоянные головные боли и апатию. Ей предписали сменить обстановку и набраться энергии у моря. Варжовцы были известны своими целебными минеральными источниками.

– Ксения, дорогая моя. – Тетя Лиззи приоткрыла дверь купе, которое занимала вместе с Ксенией Теодоровной. Полина обожала тетю Лиззи – умная, целеустремленная, столь много повидавшая в жизни, она представляла собой тип new woman [5]– и в одежде, и в поведении. Красивая, отлично разбирающаяся в веяниях последней парижской моды, тетя Лиззи могла с жаром вести беседу об эмансипации и суфражистках, о необходимости предоставления избирательного права женщинам и о том, что в далекой Америке есть смелые дамы, занимающиеся бизнесом и не зависящие финансово от своих мужей.

Полине всегда хотелось быть такой, как тетя Лиззи. Она даже внешне походила на тетку – Елизавета Фридриховна отличалась грацией и шармом, она не скрывала того, что ей делали лестные предложения многие знаменитые и богатые мужчины. В свои тридцать шесть она выглядела на двадцать восемь, фигура у нее была идеальной. Тетка занималась йогой, чему научилась во время путешествия по Британской Индии. Темно-рыжие, отливающие медью волосы обрамляли ее подвижное тонкое лицо. Тетя Лиззи презирала тех женщин, которые слепо подчинялись моде и старались походить на звезд синематографа. Она говорила, что красота в первую очередь находится здесь, и выразительно стучала указательным пальчиком по темени.

В купе матери царил полумрак и пахло чем-то кисло-целебным. Ксения Теодоровна пила особые капли, успокаивавшие нервы и снимавшие ее боли, о которых столичные врачи осторожно говорили, что они – плод фантазии самой пациентки.

Ксения Теодоровна полулежала на кушетке, тюльпанообразные бра, несмотря на то, что время приближалось к полудню, были зажжены, а штора на окне опущена. Ксения Теодоровна походила на свою кузину, тетю Лиззи, в молодости она считалась одной из самых красивых девушек Петербурга, именно ее красота и пленила будущего отца Полины Льва Новицких, который сделал Ксении Кригерс предложение через два дня после того, как увидел ее на балу у князей Годуновых-Чердынцевых.

Полина отметила, что мама выглядит уставшей. Под глазами залегли глубокие тени, как будто она провела бессонную ночь, кожа поражала белизной и хрупкостью, и вообще, Ксения Теодоровна походила на тонкой работы фарфоровую статуэтку. Она подала дочери мягкую руку и произнесла тихим голосом:

– Полин, я хотела тебя видеть...

– Мама, как твое самочувствие? – прильнула к матери Полина. Увы, у нее никогда не было доверительных с матушкой отношений. Тетя Лиззи была ей намного ближе. Мама же всегда возводила непонятный барьер между ними, полагая, что родители не должны излишне баловать детей своим вниманием и ласками.

Однако в тот момент Полина чувствовала нежность и сочувствие к страдающей маме. Впрочем, она слышала обрывки разговоров, которые вели отец и тетя Лиззи. Петербургские эскулапы полагали, что никакой физической причины для постоянных жалоб Ксении Теодоровны не существует и источник их – фантомы в голове пациентки. Ей рекомендовали успокаивающие капли, минеральные воды и смену обстановки.

– Полина, я хочу, чтобы ты заботилась об отце, когда меня не станет, – с жаром произнесла Ксения Теодоровна.

Полина погладила маму по руке и смиренно сказала (врачи запретили спорить с ней):

– Но, maman, я уверена, что воды окажут целебное воздействие...

Ксения Теодоровна упрямо фыркнула, ее красивое лицо исказила гримаска упрямства. Полина знала, что унаследовала от нее ставшее легендарным фамильное упрямство.

– Вы мне не верите, – сказала она резко. – Никто: ни эти новомодные врачи, последователи странного господина Зигмунда Фрейда, ни твой отец, ни моя cousine [6], ни даже ты, единственная дочь моя! Вы считаете меня ипохондричной особой, которая в угоду собственным фантазиям закатывает скандалы и устраивает представления! Я же уверена, что мои дни сочтены! Сегодня ночью мне было так тяжело дышать, по моим жилам растекалась смерть!