Ингрид Нолль - Воронье

Ольга хотела развестись, потому что муж после многочисленных семейных ссор нашел себе постоянную подружку. «Ты не поверишь, – уточнила Ольга, – она домработница из Польши!»

Поль и в самом деле был поражен, однако возразил, что знавал этнолога, работавшего таксистом, и женщину, дипломированного ветеринара из Чехии, работавшую домашней прислугой.

– Лично у меня, – заверила его Ольга, – нет никаких предубеждений, в конце концов, мой отчим заведует вывозом и переработкой городского мусора. Но от Маркуса скорее можно было ожидать, что он подцепит какую-нибудь богатую наследницу, такую же скрягу, как и он сам. Может, и я виновата: все внимание уделяла кухне и совсем запустила уборку.

Здесь Полю пришлось улыбнуться, он был знаком с безалаберностью Ольги в поддержании порядка в доме, как, впрочем, и с ее талантом кулинарки. В этом она была полной противоположностью Аннетте, которая не терпела паутины в подвале, зато на ужин могла подать только творог.

– Ну и что у вас происходит? – спросил он с любопытством.

Он узнал, что Маркус только что переехал, но Ольга все равно каждый день готовит что-нибудь вкусное. Сегодня, например, у нее на ужин телячьи почки в горчичном соусе с мускатным ризотто.

Поль сделал большие глаза и к пяти часам уже оказался на грязной кухне Ольги, где витали аппетитные ароматы, а двумя часами позже и у нее в постели. Когда их адюльтер окончательно превратился в прочную взаимовыгодную связь, он категорически заявил, что Аннетта ни в коем случае не должна об этом узнать.

«И Маркус тоже, – добавила Ольга, – иначе он решит, что в вопросе супружеской неверности мы квиты». Кстати, не сможет ли Поль дать ей пару дружеских советов в плане развода?

Поль оказался в очень неловком положении, когда через месяц позвонил Маркус и тоже попросил оказать ему юридическую помощь. Без серьезных оснований отказать другу он не мог, поэтому сдержанно объяснил, что занимается исключительно уголовными делами. Но Маркусу нужно было всего несколько советов, просто чтобы Ольга его не надула. «Ты не представляешь себе, до чего она алчная! – воскликнул он. – Не хочет продавать наш дом, так как львиная доля была оплачена мной. И выдвинула еще несколько нелепых требований, – наверное, ее консультировал какой-нибудь адвокат-пройдоха!»

После нескольких месяцев восхищения кулинарным искусством Ольги Поль заметил, что ему пора начинать бороться с лишним весом. Аргументов, чтобы отказываться от ужинов Аннетты, найти не удалось. «Когда ты приходишь домой поздно, то почему-то всегда сыт, – выговаривала она. – Похоже, сверхурочная работа портит тебе аппетит. Или ты в обед опять наелся этих турецких кебабов? Я тоже против того, чтобы на ночь набивать себе живот, но немножко поесть можно…»

После жареных креветок с лапшой, приправленной шафраном, и шабли ему приходилось дома съедать еще два куска полезного для пищеварения хлеба с мягким сыром и запивать все это травяным чаем.

Постоянное сравнение двух женщин не всегда оказывалось в пользу Ольги. Кошачья шерсть на диване, креслах и темных брюках была Полю не по душе. Щедрое сдабривание блюд чесноком походило на бомбу замедленного действия. К этому добавлялась чисто учительская привычка требовать при любых обстоятельствах концентрации внимания, перебивать его и, повышая голос, заставлять слушать себя.

«Да сядь же ты наконец! Будь же внимателен! Выслушай же меня хорошенько!»

Ему казалось, что это «же» неожиданно приобретает какой-то новый смысл, поскольку приказной тон Ольги компенсировал постоянный недостаток внимания к нему со стороны Аннетты. Жена пыталась управлять им с помощью психологических вывертов, любовнице это удавалось благодаря командному тону.

Так называемая алчность Ольги, на которую указывал Маркус, также не была рождена больным воображением скупца. Ольга выросла в простой семье и ненавидела бедность, оставшуюся для нее далеко в прошлом. Она не экономила, наоборот, проматывала деньги. Так и получалось, что она тратила все, что зарабатывала, а потом тряслась от страха, что не сведет концы с концами.

Щедрая женщина, которая не ведет счет ни калориям, ни поцелуям, думал Поль, и в то же время всегда помнит о своей выгоде. Но разве женщины не интересны прежде всего своей противоречивостью? Хотя Ольга наверняка была хорошей учительницей, в частной жизни она просто поражала своей безалаберностью. От ее профессионального всезнайства Поль страдал особенно, поскольку сам любил поучать других, а теперь вынужден был мириться с тем, что этой роли ему уже не видать.