Инна Бачинская - Магия имени

Вдруг Трембач спросил почти трезвым голосом:

– Вы были с ней знакомы?

Вопрос прозвучал как выстрел.

– Нет, – ответила Инга. – Я ее не знала. Меня на улице спросила о ней какая-то женщина… – Она импровизировала на ходу. Ее, как и Трембача, несло. – Спросила, где Леночка, которая здесь жила до меня… Уехала за границу? Что-то не видно ее…

– Уехала, – хрипло выдохнула Люська. – Давно уехала, еще в марте.

– А вот и не уехала, – игриво перебила ее Тамириса, которая одна не заметила общего напряжения. – Леночка не уехала за границу, она осталась! Она встретила человека… и они полюбили друг друга! – В ее растроганном голосе слышались истеричные нотки. – Она уехала домой, но вернется! – Высокий, ломающийся от волнения голос Тамирисы стал пронзительным, как у кликуши. – Она вернется! Она сама мне говорила! Я не могу открыть вам имени этого человека… это их тайна…

Инга сидит, намертво вцепившись пальцами в край стола. От волнения ее начинает подташнивать. Перед глазами картинка – хрупкое изувеченное девичье тело на клеенчатом столе… впалый живот… запрокинутая голова… мокрые волосы… «Чужие», почувствовав неладное, дружно повернулись к «своим» и перестали жевать.

Громкий стук в дверь прервал эту странную сцену…

Инга едва не вскрикнула от неожиданности. В глазах Люськи промелькнул страх. Она непроизвольно схватилась рукой за сердце. Пан Станислав легко встал и пошел открывать. В комнату ввалился кореш Трембача, Витек, озабоченный, серьезный и, похоже, трезвый.

– Витек! – радостно закричал Петр. – Заходи!

Тот не заставил себя просить дважды, резво прошмыгнул к столу и боком пристроился на стуле Трембача.

– Мой друг Виктор! – представил его тот. – Живет тут рядом, на Полевой. Ты чего так долго? – Он от души приложил Витька ладонью по спине и захлопотал, сметая ему в тарелку всякую снедь. – А вот мы тебе сейчас штрафную и закусить! У всех есть? Ну, тогда поехали!

Все с облегчением похватали рюмки, засуетились, наливая, и веселье продолжалось. К теме Леночки, уехавшей за границу, больше не возвращались. Голоса становились громче, разговоры безалабернее, никто никого не слушал. Любимая подруга Люськи выскочила из-за стола и объявила стихи собственного сочинения в честь виновницы торжества.

– Ты помни обо мне, родная, – заголосила она, простирая руки в сторону Люськи, – моя подруга дорогая! Как мы с тобою хохотали, что стены в комнате дрожали!

Теперь сижу совсем одна, и не с кем выпить мне вина!

И погрустить, и пошалить, и душу некому открыть! [11]

Она бросилась к Люське и расцеловала ее в губы. После чего обе прослезились. Люська, пьяненькая, утирала слезы розовой бумажной салфеткой, бессмысленно улыбаясь.

– Браво! – рявкнул Трембач, хватая очередную бутылку. – За народные таланты!

Потом, разгоряченные и пьяненькие, гости потянулись в сад слушать соловья. Потом вернулись за стол и снова ели и пили.

Трембач был неисчерпаем. Он предлагал выпить за мир, дружбу, любовь, взаимопонимание и добрососедские отношения. Гости, наевшиеся, как удавы, и напившиеся, потихоньку расползались восвояси. Отбыли мордатые тетки, засобирались хмурые звероводы, Лиза-Блябла застенчиво жалась у стены, поджидая их. Исчезла Тамириса. Витек опьянел как-то сразу, расслабился и уже два раза падал со своей половины стула. В третий раз он схватился за край скатерти и стянул на пол глубокую керамическую миску с маринованными огурцами. Миска взорвалась как бомба, обдав самых стойких холодными брызгами маринада. Резко запахло укропом и чесноком. Инга бросилась из-за стола в коридор за тряпкой, рванула на себя скрипящую дверь кладовки, шагнула внутрь и застыла, оторопев.

В темной глубине кладовки почему-то сидела в старом кресле улыбающаяся Тамириса, уронив на колени руки. Смутно белело ее маленькое лицо. Инга, испытав мгновенную слабость в коленках, попятилась, а Тамириса вдруг стала клониться вперед. Инга непроизвольно шагнула к ней, протягивая руки, словно пытаясь удержать… Тамириса продолжала клониться, пока, странно молчаливая и неподвижная, не уперлась грудью в вытянутые руки Инги. Та, с трудом удерживая ее каменно-тяжелое тело, пятилась, понимая, что случилось непоправимое… Тамириса, выскользнув из ее рук, упала на пол, глухо стукнувшись лицом о выщербленную половицу. Она лежала неподвижно, подогнув под себя руки, как большая нелепая кукла. Из высокой прически торчали две булавки с замысловатыми китайскими иероглифами. Инга рванулась из кладовки, в ужасе захлопнув за собой дверь.