Сандра Браун - Связанный честью

Он все вспоминал о том утре на горной вершине. Она забралась туда, чтобы утешить его, хотя у нее были чертовски веские причины бежать от него со всех ног. Он помнил, каким было ее лицо, когда он двигался в ней.

И как всегда, в самый неподходящий момент, когда он думал о своем желании выместить на ней свою злобу, ему вспоминалось, что она выносила его ребенка и очень любит Тони. И как великодушно она относится к нему самому – к примеру, подливает ему горячего кофе, хотя он об этом не просит. А как она порой ждет его на крыльце, когда он возвращается верхом после долгой тяжелой работы. Она всегда ему улыбается, словно рада его видеть.

Лукаса удивляло, почему она относится к нему с таким пониманием и заботой. Он не постигал ее мотивов. У Эйслин были все причины его ненавидеть. И, демонстрируй она вместо понимания обиду и возмущение, ему было бы намного проще жить. Можно было бы даже устраивать бурный секс в качестве разрядки. А так он словно варился на медленном огне.

Правда, сейчас, глядя на нее в окно, он ощущал, что уже почти дошел до точки кипения. Эйслин уже не стояла в окне в полный рост, но, видя на стене ее тень, он догадывался, что она снимает чулки. Эйслин поставила ногу на край кровати, отцепила подвязку и стала скатывать чулок до колена, от него по голени до лодыжки и, наконец, нарочито лениво сняла совсем. После чего проделала то же самое с другой ногой.

Он как прикованный стоял и смотрел, как движением плеч она сбрасывает бретельки тэдди. Как тэдди соскальзывает вниз, а она грациозно переступает через него и выпрямляется, отбрасывая тень в профиль. Ее силуэт отчетливо просматривался, во всех мучительных деталях.

Лукас одними губами непристойно выругался.

Почему она не стала бороться с ним? Она его пожалела? В этом все дело? Или она считает, что обязана быть образцовой женой? Бог знает, он не нуждается в ее великодушии.

Лукас наконец вышел из ступора, развернулся на каблуках и зашагал к задней части дома. Он с грохотом вошел через заднюю дверь, едва не забыв запереть ее за собой, и протопал по дому, яростно выключая везде свет. Вваливаясь в спальню, он уже был вне себя от гнева.

– Ты вообще думаешь, какого черта ты делаешь? – взревел он.

Эйслин посмотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых плескался испуг. От этого взгляда она казалась совсем невинной девочкой. Она сидела в кресле-качалке и напоминала Мадонну. Светлые волосы рассыпались по плечам. Ночная рубашка расстегнута, у обнаженной груди довольно причмокивает Тони.

– Я кормлю Тони, – просто ответила она.

Лукас сжимал руками дверной косяк и отчаянно желал ссоры. Он был без рубашки, влажная от недавнего мытья кожа поблескивала в свете лампы. Черные волосы вились от воды. Крестик на шее блестел почти так же ярко, как сверкали его глаза.

С ним сыграли шутку. Чувствуя себя идиотом, он отвел взгляд от жены и глянул на кровать. На ней были разложены чулки и тэдди, как напоминания о праздном любовном вечере. Они тут же его снова воспламенили.

– В следующий раз подумай как следует, прежде чем танцевать в полуголом виде перед открытым окном при включенном свете.

– Не понимаю, о чем ты, Лукас.

Тот взревел, тыкая в окно трясущимся от гнева пальцем:

– Окно, черт побери, окно. Не смей больше раздеваться перед окном.

– О… – сказала она, проследив, куда он показывал. – Я об этом не подумала.

– Ну так подумай сейчас, ясно?

– Но там никого не было, меня никто не мог видеть.

– Я был! – заорал Лукас. – Я видел тебя даже от амбара.

– Правда?

– Конечно, правда, черт побери.

– Но ты ведь мой муж.

В ее голосе звучал лишь намек на насмешку, но вполне отчетливый намек, и Лукас побоялся принять вызов. В рукопашную идти – это пожалуйста, но соревнование острых умов ему было не по плечу. Он, как никогда, чувствовал себя совершенно безмозглым. И начисто потерявшим самообладание. Эйслин сейчас выглядела совершенно иначе, она ничем не походила на женщину, которая всего несколько минут назад соблазняла его своим бесхитростным стриптизом. У Лукаса пульсировало в голове и не только.

– Я собираюсь принять душ, – быстро сказал он и вышел из комнаты, чтобы не опозориться еще сильнее.

Когда он вернулся в спальню, Эйслин была в детской. Она стояла, склонившись над кроваткой Тони.

– Дай мне его на минутку, – сказал Лукас.

Он уже заметно успокоился. Его коричнево-красная кожа поблескивала капельками после душа. Он был обнажен, только вокруг талии обмотано полотенце, очень напоминающее набедренную повязку его предков. Лукас выглядел диким и опасным, если не замечать, как засияли его глаза, когда он взял сына на руки и поднес к лицу. Он промурлыкал слова любви на языке навахо, которые помнил с детства, поцеловал Тони в щечку и положил обратно в кроватку. Мальчик тут же заснул.