Сандра Браун - Смертельно влюбленный

— Где он?

— Все закончится разбитым сердцем.

Хонор встала, оперлась ладонями о стол и приблизила лицо к лицу Гамильтона:

— Где. Он. Находится?

Он приходил каждый день в аэропорт вот уже две недели. С тех пор как смог покидать постель больше, чем на несколько минут. Когда он в третий раз был замечен в зале выдачи багажа, к нему подошел сотрудник службы безопасности и спросил, что он тут делает.

Ли показал ему свой значок. И хотя Кобурн больше не выглядел, как на фотографии — он стал сейчас гораздо бледнее, на десять килограммов легче, с более длинными и менее ухоженными волосами, — но все же его можно было узнать. Для охранника Кобурн изобрел какую-то историю про работу под прикрытием и сказал, что, если парень не оставит его в покое, его тут же разоблачат, а на охранника ляжет вина за сорванную операцию.

С тех пор его никто не трогал.

Кобурну по-прежнему приходилось пользоваться тростью, но он надеялся, что еще через пару недель сможет выбросить наконец эту чертову палку. Сегодня утром ему уже удалось проделать путь из спальни на кухню без нее. Но Ли пока не решился появиться без трости в багажном зале аэропорта, кишащем рассерженными пассажирами, потерявшими свои вещи, спешащими к стойке аренды автомобилей, обнимающими своих родственников или просто не смотрящими, куда они идут. После всего, через что пришлось пройти, ему не хотелось, чтобы его зашибло гражданское лицо без преступных намерений.

Даже помогая себе тростью, он двигался с большим трудом и уже обливался потом к тому моменту, как доходил до скамейки, на которой обычно сидел в ожидании прибытия рейса из Далласа, потому что, если хочешь полететь из Нового Орлеана в Джэксон-Хоул, наверняка выберешь маршрут через аэропорт Далласа.

Местоположение скамейки позволяло видеть каждого пассажира, выходящего из зала прилета. Ли все время ругал себя за то, что он такой идиот. Хонор наверняка купилась на ложь Гамильтона. Этот человек умеет быть убедительным. И теперь Ли Кобурн для нее был мертв. Конец истории.

В один прекрасный день в далеком будущем она посадит на колени внуков и расскажет им о том, какое приключение пережила когда-то в обществе федерального агента. Эмили, наверное, будет смутно помнить об этой истории. Хотя вряд ли. Насколько там хватает памяти у четырехлетних девочек? Наверное, она уже забыла о нем.

Рассказывая историю внукам, Хонор наверняка пропустит ту часть, в которой они занимались любовью. Может быть, она покажет внукам татуировку. А может, не захочет. Или вообще сведет ее к тому времени.

И даже если Хонор не поверит в его смерть и прочтет записку, поймет ли она ее истинный смысл? Помнит ли тот момент, когда он сказал ей в разгар той полной страсти ночи: «Обними меня. Давай притворимся, что все это что-то значит»?

Если бы можно было повернуть время вспять, он сказал бы больше. Он бы объяснил ей, что их близость значила для него очень много, а иначе его вообще не волновало бы, обнимает она его во время секса или нет. Если бы ему дали еще один шанс, он сказал бы Хонор…

Черт, да ей даже говорить ничего было бы не надо. Она бы просто поняла сама. Посмотрела бы на него странным взглядом, и он бы тут же ощутил, что эта женщина знает, что он чувствует. Как тогда, когда Ли рассказал ей, как пришлось пристрелить Дасти.

«Как его звали?»

«Я забыл».

«Неправда, ты не забыл».

Ему ничего не потребовалось говорить, Хонор и так поняла, что тот день, когда пришлось застрелить несчастного коня, был самым ужасным в его жизни. Все остальные убийства, которые пришлось совершить позже, не затронули его так сильно, как это. И Хонор это знала.

От мыслей о ней — о ее глазах, губах, ее теле — Ли становилось больно. И эта боль была даже глубже, чем та, причиной которой стала рана на животе, которую зашили достаточно хорошо, чтобы он не истек кровью, но предупредили, что нельзя напрягать живот еще как минимум шесть месяцев, иначе это может кончиться дыркой в кишках.

Ночью он принимал сильнодействующее лекарство, позволявшее забыть на время о боли, необходимое, чтобы провалиться в сон. Но ничто не могло избавить его от той боли, которую он испытывал, тоскуя по Хонор, мечтая коснуться ее, почувствовать вкус ее губ, прижать к себе, заснуть с ее рукой на своей груди поверх сердца.

Но даже если Хонор поймет, что он написал ей в зашифрованной записке, захочет ли она быть с ним? Захочет ли, чтобы Эмили постоянно находилась рядом с таким человеком? Чтобы попала под влияние бойца, владеющего тактикой партизанской войны, знающего, как убивать людей голыми руками, но понятия не имеющего, кто такие Элмо и Паровозик Томми?