Дороти Иден - В ожидании Виллы

— А она не говорила вам, куда она ездит?

— Говорила, что к Синклерам. У них есть домик в лесу.

Так поэтому дети говорят про каких-то лосей, про лес? Но в этот раз она, похоже, уехала куда-то в другое место.

— Еще есть какие-то Свен и Ульрика в Стриндберговском доме.

— Правильно. Мы должны узнать и про них. И много про что еще. А почему вы вздрогнули? Холодно?

Польсон снова притянул ее к себе.

— Сядьте ко мне ближе. Выпейте еще шампанского и расскажите, почему Вилла и вы такие разные.

— А почему мы не должны быть разными? Мы ведь двоюродные сестры, хотя наши матери — близнецы. Родители Виллы развелись, когда она была маленькая. И я думаю, что ее болтливость и веселость — игра, компенсация за ушедшего отца. Мои родители были счастливой парой. Но моя мать умерла вскоре после смерти своей сестры, матери Виллы, они обе скончались от сердечного приступа. Не странно ли? Будто у них было одно сердце. Но мой отец еще жив, и я очень его люблю.

— Он серьезно относится к вашей работе?

— О да, серьезно. Он ожидает от меня гораздо большего, чем я сделала.

— Так. Ясно. У вас у обеих с Виллой комплекс отца.

Грейс поморщилась.

— Да, видимо так. Мы с Виллой всегда знали, что наши матери больше пеклись друг о друге, чем о нас.

— И это помогает вам лучше понять Виллу?

— Это объясняет, почему она делает глупости, но не объясняет, где она сейчас.

Грейс тревожно посмотрела на Польсона.

— Польсон, я не думаю, что нам стоит сидеть здесь, тратить время на шампанское. — Она перехватила его взгляд и снова нахмурилась. — Мне кажется, что вы намерены заявить, что Вилла никогда бы так не сказала.

— Совершенно верно. Не говоря уж о том, что это оскорбительно для хорошего вина. Вилле стало бы жаль вина. Впрочем, может, именно ее жадность — причина случившегося.

Он не стал развивать свою мысль, а Грейс не настаивала. Она подумала, что, наверное, он имеет в виду персидские ковры и всю ту роскошь в квартире. Как-нибудь они выяснят, откуда у Виллы все это. Но не теперь. Сгущались сумерки, и озеро, и деревья, с редкими листьями на них, выглядели безрадостно. Грейс вдруг захотелось в тепло квартиры, даже несмотря на вещи Виллы в ней, которые ее так беспокоили.

Когда Грейс ступила через порог, в нос ей ударил сильный запах духов. Ну конечно, это духи Виллы. Значит, она дома!

Но в квартире темно. Она включила свет и окликнула:

— Вилла!

Тишина. В гостиной и спальне — никого. Может, Вилла заскочила и убежала, оставив после себя этот сильный запах? Если это так, она бы раскидала вещи. Но все было в полном порядке.

В замешательстве Грейс села за туалетный столик. Здесь запах был еще сильнее. Она узнала «Баленсьячас квадрилль». Она выдвинула один ящик и увидела пролившийся пузырек.

Она точно знала, что не проливала ничего. И не трогала ничего. Но пузырек лежал на боку, издавая сильный запах.

Объяснение могло быть только одно — кто-то сегодня лазил в этот ящик, пока ее не было.

Конечно, это фру Линдстром. Польсон, припарковавший машину, слышал ее взволнованный голос.

— Польсон, надо с ней поговорить. Не может же она во все совать свой нос? Что она вынюхивает?

Польсон потянул носом, недовольно сморщил его.

— Очень хороший запах. Не так ли? Ну что ж, спустимся вниз и зададим несколько вопросов.

— Это ведь она? Правда?

— Я сказал — спустимся и спросим. Разве не ваш английский закон гласит, что человек не виновен, пока вина не доказана?

Фру Линдстром стояла одетая, когда открыла на стук дверь. Ношеная меховая шапка надвинута на уши, будто зимний ветер уже готов сорвать ее. Щеки горели от быстрой ходьбы, а глаза замерли, как у фарфоровой куклы.

— Фрекен Эшертон! Герр Польсон! Я могу чем-то вам помочь?

Грейс заговорила первой.

— Кто-то побывал в квартире моей кузины. Кому вы давали ключ?

Губы фру Линдстром превратились в ниточку.

— Должна вам сказать, фрекен Эшертон, у меня нет обыкновения давать ключи кому-то чужому.

— Но может, этот человек не был чужим? — вкрадчиво предположил Польсон.

Это замечание окончательно взбесило ее.

— Герр Польсон! Вы меня удивляете! Чужой ли, друг ли — я не даю ключи. Кроме того, я вообще никого не видела. По субботам я бываю у своей замужней дочери. И я только что вернулась! У меня даже не было времени раздеться.

Казалось, она говорила правду. Ее любопытство все же пересилило негодование, и потому она не удержалась от вопроса:

— А что случилось? Что-то исчезло?