Эмили Лоринг: Стремительный поток

— Ну вот я и приехала, Хьюи. — Этим именем она называла его, когда была маленькой девочкой, и они с отцом слыли закадычными друзьями.

— Извини, что не встретил тебя с оркестром и фейерверком, но меня ждала делегация от фабрики.

— О встрече позаботился Эзри Баркер — наш милый старичок, — засмеялась Джин.

— Я оставил кое-что для тебя на столе. А, я вижу, ты их нашла. — Хью Рэндолф посмотрел на сверкающие браслеты на руке дочери. — Они тебе понравились?

— Понравились? Хьюи, они великолепны! А комната красоты — ну просто нет слов! Откуда ты узнал, что я без ума от браслетов?

— У меня есть подруга, которую не интересуют драгоценности, но она с сочувствием и пониманием относится к тому, что другие женщины их обожают. Она порекомендовала мне браслеты в качестве подарка тебе по случаю возвращения домой. А что до комнаты красоты, я подумал, что с ее помощью мы изгоним призрак твоей Ужасной Сестрицы. Нам стоит поторопиться — мадама ла контесса не ждет тех, кто опаздывает к ужину. Пойдем через сад.

«Кто эта женщина, которую не интересуют драгоценности и о которой отец говорит таким тоном?» — озадачилась Джин, шагая рядом с ним сквозь напоенные ароматом осени сумерки. Кусты вырисовывались в полутьме размытыми тенями. Из раковины в руке призрачной нимфы вода лилась в бассейн. Сонное бормотание реки примешивалось к вздохам засыпающего сада. На востоке медный диск осторожно выглядывал из-за горизонта, словно хотел удостовериться, что в мире все в порядке.

Джин взяла отца под локоть.

— Здесь хорошо, Хьюи.

Он крепко прижал ее руку к себе.

— Я чувствовал себя злодеем, отрывающим тебя от ярких огней и знаменитостей, окружающих твою мать.

— Теперь я рада, что ты настоял на моем приезде. Кстати, я еще не успела повидать графиню… Помнишь, однажды я назвала ее бабушкой и она мне чуть голову не оторвала… Как она себя чувствует?

— Не так давно я впервые подумал о том, что ее силы иссякают. Если судить по числу прожитых лет, то большинство назвали бы ее пожилой, но духом она — самая юная леди из всех, кого я знаю. Она не осознает свой возраст и поэтому осталась молодой, интересной, очаровательной. Несколько месяцев назад доктор предупредил, что ей надо поменьше двигаться. С того дня она изменилась. Если бы я не знал графиню, заподозрил бы, что она испугалась старости. Ни слова с ней об этом. Сейчас у нее новое увлечение — она отыскала восхитительного певца и уверена, что он — гений. Замбальди, ее импресарио в прошлом, сегодня приглашен на ужин, чтобы подтвердить ее мнение или опровергнуть… Вот мы и пришли, успели в самый последний момент, — с облегчением вздохнул Хью Рэндолф, когда лакей в сине-белой ливрее распахнул дверь с замысловатой решеткой и в увешанном гобеленами фойе им низко поклонился мажордом.

«Хьюи прав. Возраст уже похлопал бабушку по плечу», — согласилась с отцом Джин, проходя по просторному музыкальному залу к тому месту, где графиня ди Фанфани стояла под балконом с узорчатой резьбой. Она никогда не была крупной женщиной, а теперь, в изумрудно-зеленом бархатном платье без рукавов, казалась совсем хрупкой и увядшей, словно прекрасный цветок, лепестков которого коснулся мороз. Она была очень красива — возможно, благодаря идеально нанесенной косметике. Волосы подкрашены хной и изящно завиты, щеки чуть-чуть нарумянены, кожа шелковиста, губы напомажены по моде, черные глаза блестят; шея — место у женщин, которое неумолимое время поражает с наибольшей жестокостью — скрыта под воротником, расшитым бриллиантами и жемчугом.

С театральной непринужденностью графиня заключила Джин в объятия и поцеловала в лоб.

— Dio mio! [3] [3] Боже мой! (ит.) Кажется, прошли столетия с тех пор, как я тебя видела в последний раз. Мистер Калвин, я хочу познакомить вас с нашей девочкой. Джин, это мистер Лютер Калвин и мисс Калвин.

Джин, несколько смущенная такой очевидной игрой на публику, ответила на представления улыбкой, которая померкла, когда она рассмотрела мужчину и девушку, стоявших рядом с графиней. Мужчина был низкорослый, с вытянутым лицом, странно спокойными, холодными как мрамор глазами, тонким злым ртом, наполеоновским носом и волосами такими черными и блестящими, что Джин невольно вспомнила о лакированных туфлях-лодочках, которые когда-то были у нее и которые ей немилосердно жали, причиняя боль. «Этот тип тоже может причинить боль, — подумала девушка, — если у него появится возможность». Если она хоть что-то понимает в человеческой природе, перед ней — старый религиозный фанатик и тиран. Спасенная душа из него так и прет. Обретя спасение сам, всю энергию он направил на обращение в свою веру остального мира.