Борис Старлинг - Шторм

Он, конечно, не торопится с ней покончить. Ведь за всю ту боль, все те муки, которые он испытал по ее милости, необходимо отплатить в полной мере. Она связана по рукам и ногам, и ее глаза умоляют его о пощаде. Неужели она думает, что его так просто смягчить? Но ему-то ведомо, что все эти мольбы не более чем циничный тактический ход. Стоит ему освободить ее, и его страдания возобновятся. Но теперь испытывать муки выпало ей, а не ему. Он требует, он желает и требует, чтобы она страдала. Когда он вынимает кляп из ее рта, чтобы позволить ей кричать, ее вопли звучат для него как сладостная песнь сирены.

Пытка продолжается часами и прекращается только тогда, когда он пожелает.

Сейчас наконец он решает ускорить дело. Когда змеи наносят удар, они настолько быстры, что человеческий глаз не в состоянии за ними уследить: один кадр фильма, вот и все. Так вот, сейчас он подобен такой змее.

Радость облегчения и освобождения – вот чувства, которые испытывает он, когда она извивается под ним, когда ее тело дергается и содрогается под ударами ножа. По мере того как жизнь покидает ее, по мере того как изгоняется зло, сердце его переполняется ликованием и торжеством. Вот последний вздох срывается с ее губ и уносится ветром прочь, к морю. Он внимательно следит за тем, как угасает свет в ее глазах.

В этот момент, миг, когда она испускает дух, он овладевает ею. Победителю полагаются трофеи. Он устрашил преследователей, сразился с ней в поединке, поверг ее, и она принадлежит ему. Неожиданность, внезапность – вот то оружие, которое приносит ему победу. Ее приспешники исчезают в бескрылой трусости.

Она принадлежит ему. Место, где он убивает, священно. Конечно, здесь могут гадить собаки, а люди могут ни о чем не подозревать, однако отныне это благословенная почва, священное место обладания, которое никогда и никем не может быть лишено святости. Место, где он ощутил сладостный миг торжества.

Но кровь, которую поглощает земля, свертывается. Она не просачивается насквозь, она порождает отмщение, заражая неистовой одержимостью. Неутолимостью вины.

Рядом с Инверьюри-роуд к склону холма, над которым неподвижно висит восковая луна, прилепилась ферма. Он бывал здесь много раз: огромные порции тушеной говядины, красное вино и застольная болтовня, нескончаемые, сменяющие одна другую небылицы. Счастливые лица в свете свечей, друзья, которые не требуют от жизни и друг от друга большего, чем терпимость и хорошее настроение. В последний раз, когда он был здесь, ему ничего не стоило прогуляться по ферме, измерить шагами расстояние между строениями и приметить, где что хранится. Съестное, фураж, техника, удобрения.

Где держат свиней.

Теперь он приходит сюда снова.

Он облизывает палец и поднимает вверх. Легкий ветерок, налетевший с запада, сушит слюну. Идеально. Он приблизится с подветренной стороны. Он учует их задолго до того, как они почуют его.

Свиньи спят, их спины горбатятся над полом свинарника, делая его похожим на изрытое бороздами, вспаханное поле.

Осторожно, медленно переступая с пятки на носок, чтобы свести к минимуму хруст, он пересекает посыпанную гравием дорожку, постоянно оглядываясь в сторону дома. К счастью, все окна еще темны. Стоит вспыхнуть квадрату света, и ему придется бежать в укрытие.

У края загона для свиней он ударяется голенью о деревянную загородку, переступает ее и встает в углу, где сходятся жерди ограды. Как боксер перед поединком в углу ринга.

Животные фыркают, принюхиваясь. Они ощущают его присутствие.

Ближайшая свинья тычется пятачком в его ноги.

Кровь! Он должен пролить кровь свиньи, чтобы затушить ею пожар вины в собственной крови. Хватая свинью одной рукой, он отводит другую в широком замахе и со взрывной силой и яростью наносит удар ножом. Свинья визжит. Он бьет снова, снова и снова. В окнах фермерского дома вспыхивает желтый свет. Теплая, ласкающая кровь омывает его руки, брызги ее попадают на лицо.

Еще один удар – и нож вспарывает артерию. Кровь, черная в лунном свете, ударяет фонтаном, под который, словно это гейзер, бьющий из чрева Земли, он подставляет голову и тело. Из дома доносится знакомый голос, и он, перемахнув через ограду, бежит прочь, оставив позади свиную тушу, переполошившийся дом и крики фермера и его жены, обнаруживших, что случилось.

Он бежит во тьму, и она скрывает его.

Внизу, у речушки за территорией фермы, он позволяет себе остановиться и перевести дух. Грудь его вздымается. Его легкие вбирают теплый ночной воздух. Он весь в крови, человеческой и свиной. В крови отмщения и в крови очищения.