Патриция Корнуэлл - След Оборотня

– Вы согласны встретиться с ней? – спросил он. – Что странного в том, если, наведавшись в Париж, вы захотели навестить давнюю знакомую? Это никого не насторожит. Собственно, это и есть цель вашего визита.

– Спасибо, что наконец сообщили.

– Возможно, вам ничего не удастся узнать. Возможно, у нее нет нужной информации. Но мы уверены в обратном.

– Что вы о себе возомнили? – вспыхнула я. – Думаете, можно вот так просто снять трубку, вызвать меня и предложить заскочить в парижский морг?

Талли промолчал и даже глазом не моргнул.

– Вы не имеете права подвергать опасности меня, Руфь Штван или Марино, – продолжала я.

– Марино в морг не поедет. Если вы отправитесь туда в его сопровождении, это вызовет подозрения.

– А если вещественные доказательства все-таки существуют, что тогда?

Талли не ответил, и я догадалась почему.

– Вы предлагаете мне выкрасть вещественные доказательства, не так ли? Не знаю, как это называется здесь, но у нас в Соединенных Штатах подобные действия квалифицируются как уголовное преступление.

Я отодвинулась от стола и встала.

– Вам ничто не угрожает. Если вы попадетесь, выполняя просьбу доктора Штван, мы придем на помощь.

– Чушь. Если у меня возникнут неприятности, вы поступите как любая другая спецслужба. Заявите, что не знаете, кто я такая.

– Нет, Кей, ни в коем случае. Прошу вас, поверьте мне.

– Я вам не верю.

Талли вздохнул и, поднявшись из-за стола, взял подносы с остатками нашего обеда.

– А где же Марино? – опомнилась я. – Он ушел уже давно.

– Я и сам в недоумении, – отозвался Талли, шагая рядом со мной по залу. – Кажется, я ему не понравился. По-моему, ему вообще не нравится, когда вам оказывают внимание другие мужчины.

На это я не нашлась что ответить.

– Так вы позвоните ей?

– Надеюсь, доктор Штван не забыла английский.

Доктор Штван ждала моего звонка. Она сразу же меня вспомнила и предложила встретиться.

– Можете приехать утром? Я на работе в восемь, – сказала она.

– Восемь пятнадцать – для вас удобно?

– Вполне. Могу я чем-то помочь вам, пока вы в Париже? – спросила она. По ее тону я поняла, что наш разговор, вероятно, прослушивается.

– Мне хотелось бы побольше узнать о французской системе судебной медэкспертизы, – подыграла я ей.

– Так заезжайте завтра, – ответила она. – Мы находимся у Лионского вокзала, чуть в стороне от набережной Рапе.

– Спасибо, – сказал Талли, когда я повесила трубку.

– И все-таки где, по-вашему, может быть Марино? – спросила я.

Мы нашли его в вестибюле на первом этаже. Он с насупленным видом сидел возле горшка с пальмой. Очевидно, он заплутал и, потыкавшись в разные двери, спустился на лифте вниз, не удосужившись обратиться за помощью к охранникам.

Таким раздраженным я его давно не видела. Мрачное настроение не оставляло Марино и всю дорогу до Парижа. Переночевав в парижской гостинице, я в половине восьмого утра отправилась в такси на встречу с Руфь Штван.

В Институте судебной медицины охранник проводил меня в зал, где проводились вскрытия. Я застала Руфь Штван у весов – она взвешивала чье-то легкое. На секционных столах лежало три тела, поэтому рядом работали еще два врача в белых халатах.

Доктор Штван, живая, энергичная ширококостная блондинка, была старше меня. Она накрыла недообследованный труп простыней, сняла перчатки и подошла ко мне.

– Пойдемте со мной. Поговорим, пока я буду приводить себя в порядок.

Я проследовала за ней в раздевалку. Доктор Штван сняла рабочую одежду и бросила ее в специальную корзину. Мы обе тщательно вымыли руки с дезинфицирующим мылом.

– Доктор Штван, – обратилась я к ней, – вы ведь понимаете, что цель моего визита – вовсе не знакомство с вашей системой судебной медицины.

– Конечно, – подтвердила она. – Когда вы позвонили, я сразу догадалась, зачем вы здесь. Это я попросила вызвать вас. Мы с вами делаем общее дело. Злу нужно положить конец. Нельзя допустить, чтобы женщины продолжали погибать столь ужасной смертью. Теперь вот беда докатилась до Америки, до Ричмонда. Этот Оборотень – чудовище.

Мы прошли по коридору к ее кабинету.

– Присаживайтесь, прошу вас. Я пододвинула стул к ее столу.

– Это обусловливалось отчасти нашей системой. Судебные патологоанатомы держатся во Франции очень обособленно, – сказала доктор Штван, закрывая дверь. – Нам не дозволено ни с кем разговаривать. Я составляю перечень нанесенных повреждений, а уж полиция, если пожелает, делает выводы. Если случай серьезный, я лично докладываю магистрату, а дальше все зависит от него. Иногда вещественные доказательства вообще не направляются на экспертизу. В каждом отдельном случае магистрат поручает мне установить причину смерти, и это все.