Лесли Горвиц - Формула смерти

— Что, Гейл? Скажи мне, что именно? — он схватил ее за руки.

— Майкл, я больше не хочу встречаться с тобой. Иногда мне кажется, что я тебя люблю, и если бы не все эти страсти, может быть, у нас с тобой что-нибудь получилось бы. Но ты втянулся в это дело, и втянул меня. Я больше так не могу. Такая жизнь не для меня, — она нашла глазами банку с образцом и вздохнула.

— Я не хочу, чтобы ты участвовала в деле, которое касается лишь меня. Гейл, дорогая, только не прогоняй меня. Ты мне нужна.

— Я не нужна тебе, — твердо сказала она. — Ты справишься сам, Майкл. Я больше не могу участвовать в этом деле, но, что бы ты ни говорил, все равно ты втянешь меня опять. Этому нужно положить конец.

Итак, сегодня они занимались не любовью. Скорее всего, это было прощальное траханье.

Между ними словно встала непреодолимая стена. Оба молчали, и когда молчание стало невыносимым, Гейл сказала:

— Уходи, Майкл. Уходи, пожалуйста.

Она не плакала. Если ей этого и хотелось, она поплачет без него.

Он направился к двери, лихорадочно подыскивая нужные слова, которые могли бы все вернуть на место, или, на худой конец, смягчить ее сердце. Ведь когда-нибудь Гейл может передумать.

Зазвонил телефон. Внешний мир неумолимо вторгался в их жизнь. Он попытался подслушать, с кем и о чем она говорит, но она говорила приглушенно и не называла собеседника по имени.

Он представил себе другого мужчину, будущего любовника, который не станет усложнять ей жизнь, с которым можно ни о чем не беспокоиться. Майкл понял, что будет ослом, если задержится здесь еще хоть на секунду. Слова, которые он хотел ей сказать, так и не нашлись. Наверное, их вообще не существовало в природе. Пока он еще в состоянии это сделать, нужно уйти. Майкл открыл дверь и вышел, тихо прикрыв ее.

Машина двигалась в направлении центра, петляя по плохо освещенным улицам, которые все в конце концов выводили к реке. Никто не объяснил Гейл, куда они едут и когда доберутся до места. Она уже поняла: что бы сейчас ни сделала, это только осложнит ее положение и ни к чему хорошему не приведет. Ей следовало отказать Магнусу, когда тот позвонил, и вообще избегать сотрудничества с ним. Почему она оказалась в его машине — блестящем сером «кадиллаке», которым управляет совершенно незнакомый ей человек? Что принудило ее поступать не так, как подсказывает здравый смысл?

Майкл, порвать с которым не удается, или его порывы, воспринятые ею как свои собственные? Гейл чувствовала, что это какими-то нитями связано с Вильямом, в смерти которого она привыкла винить только себя. Ей хотелось накричать на кого-нибудь или поколотить, а лучше бежать из этого каменного лабиринта без оглядки, но вместо всего этого она сидит в машине Магнуса, человека, обманувшего ее доверие. Девушке виднелся его затылок, плохо выбритая шея и перхоть на плечах.

— Я знаю все. Все, чем вы в последнее время занимаетесь, Гейл, — сказал он, впервые не назвав ее «доктор Айвз».

— Ну и?.. — она оставалась спокойной, будто все это ее не касается, смотрела в окно — ехали по Четырнадцатой улице в западном направлении.

— Знаю: вы взяли копии заключений из архива, — в его голосе не было злобы или упрека, просто констатация фактов. — Вы нанесли визит Фрэнсису Холмсу, — Магнус не оборачивался к ней. — Он помог вам вынести некоторые образцы из Бюро без специального разрешения.

Гейл предпочла бы, чтобы он набросился на нее с угрозами привлечь к судебной ответственности, но поняла, что в его теперешнем поведении есть какой-то расчет, и ей захотелось покончить со всем разом — может, поэтому согласилась ехать с Магнусом.

С улицы Вашингтона машина повернула в сторону делового центра. Стоял теплый поздний вечер, на улицах почти не было движения.

— Я сказал правду?

— Да, — ответила она и подумала: какая же я дура, надеялась избежать расплаты… И тут же отбросила эту мысль — сама хотела, чтобы все раскрылось. Но зачем?

— Знаю, что вы обо мне думаете, — продолжал Магнус.

Гейл подумала, что ее проступки не идут ни в какое сравнение с теми уголовными преступлениями, в которых повинен сам Магнус, но он имел связи и мог избежать наказания, у нее же влиятельных защитников не было. Неожиданно родилось неосуществимое желание — послушать бы музыку: легкую, ритмичную, способную разогнать мрачную атмосферу.

— Вы мне симпатичны, Гейл. Вы это должны знать. Не держу на вас зла за то, что вы пытались мне навредить. Думаю, что если бы я оказался на вашем месте, к тому же молодым и влюбленным…