Лесли Горвиц - Формула смерти

Влажные тела, частое и прерывистое дыхание — они растворялись в любви, забыв обо всем, что выходило за пределы этих стен.

Несколько минут лежали обнявшись, слишком утомленные, чтобы двигаться. Он все еще оставался в ней; ее лицо потеряло четкие контуры и расплывалось у него перед глазами, и не потому, что рядом и полумрак в комнате — страсть размягчила черты, разгладила немногочисленные морщинки. Ее глаза светились любовью и неотрывно смотрели на него.

— Что случилось? — спросил он, удивленный этой пристальностью ее взгляда.

— Ничего, — ответила она. — Смотрю на тебя.

Повернув голову, взглянула на потолок, дыхание выровнялось, она высвободилась из его объятий и отвернулась к стене — виден только ее затылок.

— Что произошло? — он склонился над ней, пытаясь заглянуть в глаза, недоумевая: как может она быть такой страстной всего минуту назад и полностью безразличной теперь? Такую смену настроений, казалось, понять невозможно.

— Майкл, — ему не понравилось, как она произнесла его имя, в голосе послышались обвинительные нотки.

— Что? — он приподнялся на локте, чтобы видеть ее лицо.

— Я тебе кое-что покажу.

— Покажи!

— Я вообще-то не собиралась этого делать… потому что это уже не имеет значения.

— Я тебя совершенно не понимаю, — он вдруг почувствовал холодок в груди: что-то должно случиться, что-то скверное. Он осознал это с удивительной ясностью, но предотвратить беду не мог и приходил от этого в отчаяние.

Она натянула на себя майку, которую час назад в спешке швырнула прямо на пол, и вышла из комнаты. Когда вернулась, в руках у нее была банка.

Щелкнула выключателем, и яркий свет на мгновение ослепил Майкла. Когда его глаза снова обрели способность видеть, он понял, что в банке находится какой-то образец, а именно — человеческий мозг, погруженный в раствор. Он имел серовато-розовый цвет и был сильно поврежден в затылочной части.

Майкл поднял глаза и вопросительно взглянул на Гейл. На ее бесстрастном лице ничего нельзя было прочесть.

— Это мозг Алана? — его удивило то обстоятельство, что, назвав имя брата, ничего не почувствовал, потому что его не было, даже части, был лишь образец, важная улика.

— Как тебе удалось его вынести?

— Это сейчас неважно! — вдруг выкрикнула она. — Разве имеет значение, как я его заполучила? Он у нас, и это главное… — и, опустив голову, чтобы избежать его взгляда, она с горечью добавила: — Не надо меня спрашивать…

— Что ты хочешь сказать, Гейл? — его поразило то, что Гейл делала все возможное, чтобы помочь ему. Он хотел подойти к ней, обнять и сказать, как он ей за это благодарен.

— Этот мозг — не Алана, хотя на банке есть этикетка с надписью «Алан Фридлэндер». Я осмотрела его. Алан получил два пулевых ранения в голову, а здесь только одно. Они его подменили. Это уже не улика!

Майкла такой оборот совсем не удивил. Если доктор Магнус не испытывал особых угрызений совести, подделывая заключения о смерти раньше, то не было никаких оснований думать, что он исправился и не занимается тем же сейчас. Майкл не испытывал разочарования, но Гейл, казалось, удручена неудачей.

— У нас есть еще информация, которую я обнаружил в компьютере Алана. Она кое-чего стоит. Мы уже не топчемся на месте, как раньше!

Майкл так боялся лишиться этой информации, что не поленился переписать весь список сделок на гибкий диск, и теперь носил его с собой всегда. Он не хотел, чтобы диск постигла участь магнитофонной кассеты. Гейл, как видно, не осознала пока в полной мере значение финансовых сделок Алана. Хотя, возможно, ею овладело равнодушие.

— Майкл, — она поставила банку с образцом на столик у кровати. — Мне нужно кое-что тебе сказать.

Майкл понял, что предчувствие его не обманывало. Именно сейчас и случится что-то скверное. Он почувствовал горечь во рту, замер от страха и беспомощно ждал неминуемого.

— Я больше не могу, — почти прошептала Гейл. — Я бы хотела быть сильной, но…

Она села на краешек кровати на некотором расстоянии от него. Майкл увидел просвечивающиеся сквозь тонкую ткань майки груди и почувствовал болезненную эрекцию. К нему вернулся голос:

— Продолжай. Пока я ничего не понимаю.

— Я зашла с тобой слишком далеко. Мне приходится делать то, что я делать не хочу, что мне отвратительно.

— Что именно? Гейл, не темни, рассказывай.

Она покачала головой, и пряди волос упали на ее лицо.

— Сейчас я не могу говорить об этом. Но выслушай меня, Майкл, и постарайся понять, — она обратила к нему свое лицо, и он прочел в ее глазах затаенную боль. Гейл собиралась с силами, и давалось ей это нелегко. Майкл забыл про свою собственную боль.