Джеймс Паттерсон - Явился паук

Она принялась щекотать меня.

— Нечего переводить разговор на меня, Джеззи. Мы говорили о тебе.

— Это ты говорил. Ну, ладно: иногда я хочу быть симпатичной, эдакой простушкой Джейн. Спать в бигуди и смотреть старые фильмы.

— Весь уик-энд ты будешь красавицей. Никаких бигуди. В волосах — только ленты и свежие цветы. Купальник — без бретелек. А лучше — без. В смысле — без купальника.

— Я сейчас хочу быть красивой. В Вашингтоне — совсем другое дело: там это создает проблемы. Представь, что ты идешь к боссу с важным докладом, над которым работал несколько месяцев. А он первым делом заявляет: «Малыш, тебя жутко уродует это платье». Так и тянет ответить: «А пошел ты в задницу!»

Мы обнялись, и я прошептал:

— Спасибо, что ты есть — и такая красивая!

— Это для тебя, — заулыбалась Джеззи, — мне многое нравится делать для тебя. И еще — когда ты что-то делаешь для меня…

И мы в который раз сделали друг другу приятное.

Мы с Джеззи не сумели друг другу наскучить, напротив, это райское местечко еще больше сблизило нас. Вечером, сидя в одном из уличных кафе и наблюдая за беззаботными обитателями и гостями острова, мы думали, почему бы нам не бросить все и не зажить такой же жизнью… Поедая мясо креветок и устриц, мы проболтали часа два, изливая друг другу душу.

— Алекс, я была абсолютно загнанной особой. И не только в этом деле о похищении, когда я посещала все инструктажи и участвовала в погоне. Я была такой с тех пор, как себя помню: вбив что-то в голову, уже не сворачивала с пути.

Я молчал, жаждая выслушать ее и узнать о ней все.

— Вот я сижу здесь с пивом. — Она подняла свою кружку. — А ведь мои родители были алкоголиками. Они стали тунеядцами задолго до того, как это вошло в моду. Но об этом знали только мы, дома. Только там они скандалили. Отец напивался до потери сознания и засыпал в «любимом папином кресле». Мать, наоборот, могла полночи проторчать за столом со своим «Джеймсоном». «Джеззи, крошка, принеси еще бутылочку „Джеймсона“». Я у них была официанткой. Так и отрабатывала свое содержание до одиннадцати лет.

Замолчав, Джеззи заглянула мне в глаза. Мне еще не приходилось видеть такой незащищенной и неуверенной в себе эту женщину, которая в Секретной службе слыла воплощением дисциплины и воли.

— Хочешь, чтобы я прекратила? Хочешь облегчить мне жизнь?

— Нет, Джеззи, я должен услышать все, чтобы досконально узнать тебя.

— Мы все еще на отдыхе?

— Да, и я правда хочу все услышать. Просто рассказывай, доверься мне. А если мне станет скучно, я просто уйду, а ты оплатишь счет.

Засмеявшись, она продолжала:

— Я любила своих родителей особой любовью. Наверное, и они по-своему любили свою «крошку Джеззи». Я как-то говорила тебе, что не хотела быть неудачницей, как мои родители.

— Может, ты чего-то не понимала, — улыбнулся я.

— Видимо. Во всяком случае, придя в службу, я вкалывала днями и ночами. Ставила перед собой труднодостижимые цели — например, стать старшим инспектором в двадцать восемь лет. И достигала этого. Из-за чего и рухнуло мое замужество: работа была для меня важнее семьи. Знаешь, почему я начала разъезжать на мотоцикле?

— Нет, и почему ты меня катаешь — тоже.

— Потому что я никак не могла перестать работать, не забывала о работе даже дома, по ночам. До покупки мотоцикла. Знаешь, когда несешься со скоростью сто двадцать миль, то думаешь только о дороге. А остальное улетучивается из головы. И работа тоже.

— Отчасти по той же причине я играю на пианино, — признался я. — Сочувствую тебе — в такой семье расти непросто.

— Я рада, что наконец рассказала о них. До тебя никто этого не знал. Всю мою историю знаешь ты один.

И мы снова обнялись прямо за столиком кафе. Никогда я еще не чувствовал себя таким близким ей. Милая, славная Джеззи. Мне не забыть этих дней, нашего визита в рай.

Каникулы кончились внезапно. Мы вдруг очнулись в салоне самолета «Американских авиалиний», пристегнутыми к креслам. Синоптики сулили дождливую пасмурную погоду. Итак, назад — к Работе.

Во время полета мы слегка отдалились друг от друга. Мы вдруг одновременно начинали говорить, потом синхронно замолкали, играя в игру «сначала — вы». Впервые за эти дни мы вспомнили о нашем общем деле: завязался служебный разговор.

— Алекс, ты и вправду веришь, что у него раздвоение личности и он знает, что случилось с Мэгги? Ну, пусть Сонеджи знает. А Мерфи?

— Тоже, в какой-то степени. Тогда, рассказывая о Сонеджи, он был очень напуган. Независимо от того, является ли Сонеджи отдельной личностью или его личиной, — он его боится. Сонеджи знает, что с Мэгги Роуз.