Джеймс Паттерсон - Джек и Джилл

Я оглянулся и увидел молодую пару. «Они еще сами почти дети» — пронеслось у меня в голове. Грины выглядели совсем убитыми и растерянными. Я знал, что после этой страшной ночи они уже никогда не смогут быть такими же, как прежде. Да и никто не смог бы.

— Они сами вне подозрений? — вынужден был я задать стандартный вопрос.

— Думаю, что да, — вздохнул Рэйким. — Шанел была для них всей жизнью.

— Пожалуйста, наведи о них справки, и все тщательно проверь, Рэйким. Мне нужны данные на обоих. Кстати, как девочка очутилась здесь, на школьном дворе?

— Это вопрос номер один, на который мы не можем ответить, — мрачно признался Пауэлл. — Вопрос номер два: где она была убита. Ну, и номер три, как заключительный: кто это сделал?

Одного взгляда на Шанел было достаточно, чтобы понять, что ее тело сюда приволокли уже позднее, а убили совсем в другом месте. Я сразу понял, что предстоит проделать огромную работу.

— Уже известно, как именно она была убита? — обратился я к Рэйкиму.

— Лучше сам взгляни, — снова нахмурился тот, — и скажи, что ты думаешь по этому поводу?

У меня не было никакого желания осматривать труп девочки, но ничего другого не оставалось. Я чувствовал запах ее крови: так пахнет пригоршня медных монет, пролежавшая какое-то время в сырой траве. Мои мысли постоянно вращались вокруг моих собственных детей: Джанель и Деймона. И никак не удавалось справиться с пронзительной грустью, буквально сжигавшей меня, словно кислота, разбрызганная по всему телу.

Я опустился на колени, чтобы осмотреть труп шестилетней девочки, лежащей на растрескавшемся асфальте. Она скорчилась, приняв позу зародыша. Из одежды на ней оставались только розовые в голубеньких цветочках трусики. В ее косичку была вплетена красная ленточка, а уши украшали крохотные золотые сережки.

Милая, маленькая красавица. Она оставалась прекрасной даже после всего того, что с ней сотворили. Теперь мне предстояло выяснить, как это было сделано. Каким именно образом шестилетнюю девочку зверски убили, оборвав ее жизнь в одно ужасное и безумное мгновение.

Я осторожно повернул ее тело на несколько дюймов. Голова безвольно свешивалась набок: очевидно, были сломаны шейные позвонки. Она почти ничего не весила, словно младенец. Правая сторона ее лица практически отсутствовала. Или, проще говоря, стерта. Убийца нанес несколько ударов и с такой силой, что от правой половины лица не осталось ничего.

— Как он мог поступить подобным образом с такой красивой девчушкой? — бормотал я себе под нос. — Бедная Шанел, несчастное дитя. — Я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, и усиленно заморгал. Здесь и сейчас они не к месту.

Правый глаз девочки вытек, и теперь ее лицо напоминало маску, сложенную из двух разных половинок. Что могли означать эти два лица одного ребенка?

В Вашингтоне на свободу вырвался еще один дьявол.

На этот раз — убийца детей.

Во вторник, около шести часов утра, к дверям квартиры сенатора Фитцпатрика тихонько приблизился высокий худой человек, одетый в длинный черный плащ и шляпу с обвисшими полями. Он осмотрел дверь, ища следы взлома, но не обнаружил никаких повреждений.

Человек поймал себя на мысли, что ему до смерти не хочется здесь находиться. Он еще не мог с точностью предположить, что он обнаружит внутри квартиры, но чувствовал, что ничего хорошего ему там не увидеть. Случилось что-то из ряда вон выходящее, почти нереальное.

Ему было странно то, что он здесь находится. Это напоминало что-то вроде одной тайны, скрытой внутри другой. Но, тем не менее, он был тут.

Мужчина внимательно осмотрел все, находящееся в коридоре, подметив даже мелкие частички штукатурки на ковре. В коридор выходило еще восемь дверей. Он прекрасно справлялся с подобной рутиной. Работа сыщика чем-то сродни езде на велосипеде, не так ли? Да, пожалуй.

Он открыл дверь в квартиру 4-J пластмассовой пластинкой, похожей на кредитную карточку, только более тонкой и скользкой на ощупь. Вскрытие замков и проникновение в помещение тоже похоже на велосипедную езду: раз научившись, не забудешь навыков всю жизнь.

— Нахожусь внутри 4-J, — негромко произнес он в микрофон компактной рации.

По всему его телу начал выступать пот, а ноги предательски задрожали. Ему было не по себе, он трусил, поскольку находился в том месте, где пребывать ему было нежелательно. «Город Нереальбург», — мысленно характеризовал мужчина обстановку, в которой оказался.