— Ты бы посмотрела, что может сделать десятилетний вьетнамец, когда у него в руках автомат.
Она порывалась встать. В глазах девушки блестели слезы.
— Я не должна была тебе надоедать. Спокойной ночи, Джонни.
Он мягко удержал ее руку, и Мэри не сделала попытки освободиться, просто сидела, ожидая чего–то, с отрешенным в отчаянии лицом.
Он сказал:
— Прошу тебя, не уходи. Я просто хотел удостовериться…
— В чем?
— Как ни странно, теперь это не имеет значения. Забудем о Рори. Поговорим о тебе. — Он подозвал официантку. — Прошу вас, повторите, пожалуйста.
Мэри посмотрела на него и на вновь наполненный стакан.
— Что это? Джин? Водка?
— Тонизирующий напиток с водой.
— О, Джонни!
— Что ты заладила: “о, Джонни! о, Джонни!”? — Нельзя было понять, искренне или притворно это раздражение. — Ну, ладно, ты, говоришь, беспокоишься. Хочешь, отгадаю причину твоего беспокойства? Тебя волнуют наши отношения и отец… Боос неважно выглядит, осунулся. По–моему, он переживает из–за твоей матери. Ну и из–за меня, конечно.
— Из–за матери? Откуда ты знаешь? Ведь об этом знают только два человека: отец и я.
— Подозреваю, что Даннет тоже в курсе. Ведь они близкие друзья. Впрочем, не уверен. Но мне рассказал твой отец, сам лично, месяца два назад. В то время шеф еще в меня верил.
— Прошу тебя, Джонни…
— Что ж, это уже лучше, чем “о, Джонни!”. Несмотря на все, что произошло, думается, он мне еще доверяет. Только прошу тебя, не говори ему о нашем разговоре, я обещал абсолютно никому об этом не рассказывать. Обещаешь?
— Обещаю, Джонни.
— Последние два месяца твой отец не отличался общительностью. И вполне понятно, по какой причине. Я не чувствовал себя вправе задавать ему вопросы… Скажи, Мэри, с тех пор… Никаких сведений ты не получала за эти три месяца, что ее нет?
— Ничего, решительно ничего не известно. А ведь она всегда звонила нам, когда бывала в отъезде. Чуть ли не каждую неделю писала письма…
— Твой отец не пытался навести справки?
— Папа — миллионер. Неужели ты думаешь, что он не испробовал всего, что только возможно?
— Да, конечно. Чем я могу тебе помочь?
Мэри хрустнула пальцами. Глаза ее были полны слез.
— Ты мог бы устранить вторую причину его беспокойства.
— Ты имеешь в виду меня?
Девушка молча кивнула.
А между тем Макелпайн предпринимал решительные шаги в исследовании причин собственного беспокойства. Он и Даннет стояли перед дверью в номер Харлоу, и Макелпайн вставлял ключ в замочную скважину.
Даннет опасливо огляделся и сказал:
— Не думаю, что дежурный администратор поверил хоть одному вашему слову.
— Какое это имеет значение? — Макелпайн повернул ключ.
— Важно только то, что я получил ключ от номера Харлоу. Разве не так?
— А если бы не получили?
— Значит, пришлось бы взломать эту чертову дверь. Если вы не забыли, однажды я уже это проделал.
Они зашли в номер. Молча и методично принялись осматривать комнату, заглядывать во все мыслимые и немыслимые места. Надо прямо сказать, что в гостиничных номерах число мест, где можно что–нибудь спрятать, весьма ограниченно. Не прошло и пяти минут, как обыск был завершен. Результат его оказался столь же успешным, сколь и удручающим. В недолгом немом молчании они смотрели на то, что обнаружилось под кроватью Харлоу: четыре непочатые бутылки виски и еще одна, наполовину опорожненная.
— О, Господи! — вздохнул Даннет.
Макелпайн кивнул. Перед ним стояла довольно неприятная дилемма: или дать чемпиону последнюю возможность участвовать в международных гонках, или, пользуясь найденными уликами, сейчас же избавиться от него.
— Что будем делать? — опросил Даннет.
— Унесем с собой это проклятое зелье, вот что!
— Но ведь он заметит. И притом, сразу. Насколько мы его теперь знаем, первое, что он сделает, вернувшись сюда, это бросится к своим бутылкам.
— Плевать мне на то, что он заметит! Не побежит же он вниз с криком: “Я Джонни Харлоу! Кто–то выкрал из моего номера пять бутылок шотландского виски!” Нет, он ничего не сможет ни сказать, ни предпринять.
— Конечно, не сможет… Но он будет знать, что бутылки взяты. Какие мысли, по–вашему, возникнет у него в голове?
— Очень интересно, какие мысли могут взбрести в голову начинающему алкоголику? И скажите на милость, почему он решит, будто устроенный досмотр — это дело наших рук? Вряд ли он придет к подобному выводу, ведь если бы эти бутылки обнаружили мы, на него обрушилось бы само небо. Я считаю, скорее так подумал бы он. Но небо на него не обрушится, мы не пророним ни слова. До поры, до времени. Поэтому он придет к выводу, что бутылки у него украл какой–нибудь воришка, возможно, кто–то из членов команды. Ведь среди команды тоже, есть люди, способные на мелкое воровство.
Читать дальше