John Hall - Последняя возможность увидеть солнце

Не знаю, каким чудом, но от него остался обгоревший труп, который родственники решили похоронить. Они – глупцы.

Я помню все те венки. Я помню, как могилу не стали выкупать и гроб опускали прямо в воду. Помню, как особо пьяные и разозленные мужчины ссали на покойника, которого не закрыли крышкой. Помню, как кто-то принес канистру с бензином, и могила полыхнула огнем. А еще помню, как на следующий день новенькие чистили это место, и через несколько часов святой отец пихнул его в втридорога приличной семье. Он – сам сатана. Мы – ошибки мироздания. Такого мяса я никогда больше, никогда раньше не видел.

Я вижу это все на исписанных листах, которые держу в своих руках. Все эти образы кажутся даже реальней, чем я сам. Я смотрю на листы, слушаю удары капель дождя, чувствую вонь матраца. Я помню ту девушку, которую зарыл сегодня и вспоминаю холод ладоней той, которая упаковывала тело в черный мешок. Я пью чай, и он обжигает мое нутро. Кайф.

– Давай, напиши про сны, – звучит голос в моих мыслях.

– Расскажи о тех снах, которые являются тебе в короткие часы твоих провалов, – второй голос сменяет первый.

– Не можешь написать – нарисуй, – третий голос приходит на смену второго.

– Если не умеешь рисовать фигурами, образами, силуэтами, если ты не видишь этого внутри своих мыслей в подробностях, рисуй словами, описывая свои сны, – слышу уже четвертый голос в своей голове.

– Ты – псих, – говорит последний, и голоса вновь на миг утихают.

– Мои сны? Мои сны – лишь сны, – произношу я. – Пора ложиться.

Последняя фраза шепотом срывается с моих губ, и через несколько минут я накрываюсь холодными и вонючими одеялами, которые пропитались влагой и морозом. Можно сказать, что я лежу подо льдом. Мое тело сводят судороги. Больно.

«Скоро тело уймется, – говорю я себе и закрываю глаза, после чего вижу образ той медсестры. – Мне необходимо провалиться, иначе станет плохо, иначе я начну жить иллюзиями, мультиками своего сознания».

Дальним эхом в бесконечности музыки повторов этой фразы я вижу ее танцующей в дальнем углу своего угрюмого, убогого, холодного, гнилого убежища.

—–

Очередное дерьмовое утро, точнее очередная дерьмовая ночь. После провала в царство Морфея я стараюсь открыть глаза. Ресницы смерзлись. Сначала я прикладываю пальцы к глазам и жду, пока лед растает. Потом чувствую капельки холодной воды, что скатываются вниз по пальцам, в ладони, и там остаются навсегда потерянными на линиях судьбы. Я – капелька воды, охваченная вечным льдом.

Я лежу под одеялами, которые не согревают. Я лежу на матраце, который пропускает холод снизу. Мне холодно… Даже холоднее, чем несколько часов назад. Я понимаю, что температура резко упала ниже нуля. Я кладу ладони, которые недавно были чуть влажными от капель воды с ресниц, на щеки. Тепло от рук обжигает лицо. Ладони ощущают холод, который отдает кожа.

«Если я не начну двигаться, я сдохну, – думаю я и поднимаюсь с матраца. – Холодно… Хочу полежать… Мне это необходимо».

Сначала, положив одеяла на матрац, я начинаю приседать. Голые стопы сводит холодом до боли. Я надеваю те самые сапоги и сдерживаю себя от того, чтобы закричать. Они промерзли и впитали в себя холод, как губка. Все это в одну секунду врывается в ноги миллионом тончайших иголок.

Вытерпев эту боль, я подхожу к окну, из которого прорывается холодный, пронизывающий ветер, и сквозь тьму вижу метель, которая воет, подобно волку, которая плачет, подобно младенцу, которая стонет, подобно раненному воину.

Холодно.

Холодно.

Холодно.

Подхожу к постели, беру одеяла, укутываюсь в них и вновь начинаю приседать. Холодно.

Через несколько минут я больше уже не могу выполнять это простое упражнение, поэтому сменяю его на отжимания. Упираюсь руками в пол, и ладони сводит от холода. Пальцы поджимаются сами по себе. Больно.

Расправив их, уже не ладонями, а кулаками упираюсь в пол и начинаю отжиматься. Потом вновь меняю на приседания. Вновь на отжимания. Вновь на приседания. Вновь на отжимания. Вновь на приседания. Вновь на отжимания, и из кулаков начинает сочится горячая кровь. Больно. Холодно. Надо продолжать.

Эта длинная, паршивая, непредусмотренная ночь селит в моих мыслях идею о том, что я лягу рядом с той девушкой, которую закопал утром, с другими молодыми и старыми.

«Нет… Не-е-ет! Не бывать этому! – грозным шипением сквозь тяжелое дыхание из меня вырываются слова. – Буду жить… Буду жить… я буду ЖИТЬ!»