Евгения Романчук - Без права голоса

Совершенствуя свои аналитические навыки, многих мне удавалось прочитать чуть ли не с первых слов. Однако были и те душа которых, словно закрытая книга, оставалась до последнего загадкой для меня. Одной их таких «темных лошадок» стала Натали Дюшен, скромная тихая девушка двадцати восьми лет французского происхождения. Мне казалось, что ее имя ей подходило идеально, напоминая томную героиню какого-нибудь романа времен гражданской революции. Она путешествовала одна, и ее редко можно было застать в компании собеседника, быть может, потому что для всех она была кем-то вроде «белой вороны». Одевалась она хоть и со вкусом, но чрезвычайно скромно. Волосы носила аккуратно заплетенные в косу. Натали была очень высокой, худощавой барышней с правильными утонченными чертами лица. Девушка не пользовалась косметикой. Кожа ее постоянно была чересчур бледной, что придавало ей женственности и некую ранимость. Однако мисс Дюшен отличалась не только своим внешним видом, но и походкой, мимикой, жестами, которые были насквозь пропитаны отчужденностью, скованностью и какой-то, я бы сказал, жизненной усталостью. Каждое ее движение было полно робости, за счет чего создавалось такое впечатление, будто все, что она делала, в том числе, когда банально просила принести ей салфетки или просто подносила вилку к губам, она делала впервые в своей жизни, и за что заранее извинялась. От Натали таки веяло таинственностью. Никто не знал, каким образом она попала на этот корабль, ведь было очевидно, что она явно не являлась частым участником подобных круизов. Ходили слухи, что у нее имелся состоятельный покровитель, который и проспонсировал ее досуг. Кто-то утверждал, что она получила кругленькую сумму в наследство от своего родного дяди, которого даже ни разу не видела. Были и такие, которые говорили, будто воспитанная в интернате Натали спустя много лет разыскала своих биологических родителей, а они, на радостях увидев родного ребенка, сделали ей подарок в виде морского путешествия. Я ко всем этим версиям относился весьма скептически. Но сама по себе Натали меня заинтересовала с нашей первой встречи, когда она пришла в наш бар, присев за дальний столик в углу и заказав бокал самого дешевого вина. Она пила его так, будто она была самым профессиональным винным критиком в мире, которого попросили продегустировать грузинскую бутылку с пятидесятилетней выдержкой. Мне нравилось наблюдать за ней. Плавно поднимая бокал к губам, она всей грудью вдыхала аромат, каждый раз при этом блаженно закрывая глаза. Казалось, в ту секунду ей был безразличен весь мир, кроме содержимого ее фужера. Осушив его, спустя двадцать минут Натали практически шепотом, а иногда и одним кивком головы, просила счет, оплачивала его мелочью без остатка на чай и самодовольно уходила к себе в каюту.

Я помню, тот вечер не был исключением. Натали все так же сидела в углу и мелкими глоточками наслаждалась своим вином, как вдруг к ней подсел коллекционер картин Сальвадора Дали — Джузеппе Фолодинни, славившийся своим фанатичным пристрастие к футболу, спортивным машинам и коньяку. К моему удивлению, Натали охотно приняла его компанию. Впрочем, он, хоть и был в два раза старше ее, на шестом десятке переживающий уход жены по причине раскрытия его многочисленных измен, в принципе, был недурен собой. Часто посещая спортивный зал, он старался держать себя в форме, полностью отказываясь от любой жирной пищи и мучных изделий.

Джузеппе развлекал Натали больше часа своими историями о мировом футболе и рассуждениями о современном искусстве, которые мельком доносились и до меня каждый раз, когда я проходил мимо. Натали же, преимущественно, молчала, внимательно изучая своего собеседника. Впервые я увидел, как она улыбалась. Джузеппе расщедрился и заказал розовое шампанское. Все время, пока они сидели, я неустанно следил за этой парочкой, ловя себя на мысли, что я ревновал Натали, но ревновал не так, как парень ревнует свою возлюбленную, а скорее как брат — родную сестру. Не знаю, с чего я это взял, но с самого первого дня я чувствовал некую ответственность за безопасность Натали, и мне почему-то хотелось оберегать ее, словно она была моей родственной душой. Наблюдая, как ситуация уходила из-под контроля, я, не подавая виду, внутри очень злился. А когда, допив шампанское, Джузеппе расплатился по счету и покорно последовал за мисс Дюшен по направлению к ее каюте, я был просто вне себя от ярости. Однако я, конечно же, ничего не сделал. Да и что я мог? Ведь я был всего лишь сторонним наблюдателем, молчаливым свидетелем с отсутствием права голоса. Поэтому, еще кое-какое время посердившись, я продолжил отрабатывать смену, которая предполагала закончиться через семь часов.