Станислава Бер - Анхен и Мари. Выжженное сердце

Девочка, она же красавица, ткнулась шершавым носом в ладони хозяйки, подставляя лоб.

Крольчиху Джоконду, белую, с черными ушами, в их дом привёл случай. Сёстры пошли на воскресный базар. Акулина совсем плохо видела – ей могли втюхать что угодно, но по привычке ходила за покупками с барышнями. Ушлый мужик в картузе, косоворотке и забрызганном кровью фартуке пытался продать им это милое создание на суп.

– С изъяном крольчиха-то, ага. На кой чёрт она мне сдалась, коли родить не может, – рассказывал им болтливый продавец. – Приплода-то нету. Пустоцвет, понимаешь.

– Совсем она ни на что негодная? – поинтересовалась Мари, глаза её под стеклами очков уже были на мокром месте.

– Ага. Но Вы, барышни, не подумайте чего. Крольчиха здоровая. Будете кушать суп или коклетки и пальчики облизывать, ага, – сказал мужик и подмигнул Анхен.

Она покосилась на сестру в предчувствии. Так и есть – Мари была готова разрыдаться прямо здесь и сейчас, в самом людном месте Петербурга. А то и в обморок упасть. Боже, как неловко, как стыдно!

– Мы берём, – решительно заявила Анхен.

– Вам голову отрубить? – спросил мужик, довольный тем, что покупатели даже не торговались. – Извиняйте, барышни. Не вам, само собой, а крольчихе.

Мужик хлопнул себя по лбу. Дурья башка, несёт что попало.

– А могу и освежевать, – подобострастно предложил он. – Я мигом, перчатки не успеете снять.

– Не надо! – хором воскликнули сёстры-близнецы.

Домой они возвращались тогда с разными чувствами: Мари счастливо прижимала к себе чёрноухого пушистика, Анхен шла, нахмурившись. Средств у них хватало только на продукты, а она все деньги спустила на спасение крольчихи. Или всё же на спасение Мари? А ещё на будущей неделе нужно заплатить молочнику, булочнику и мадам Вислоушкиной. Их учительского жалования с трудом хватало на расходы. Акулина как всегда ворчала.

– Ишь, чего удумали, животину спасать. На то она и бестолковое существо, чтобы на сковороде тушиться. В сметане. С картошкой. С луком. С грибами.

Старушку никто не слышал и не слушал. Только крольчиха косилась боязливо. В квартире они устроили животному домик из старого ящика, поставили ей миску с водой, насыпали немного зерна, накрошили ботвы.

– Странная она, – заметила Анхен, наблюдая за животным.

– Почему это? – возмутилась Мари.

Первые дни она не отходила от нового члена их маленького сообщества – играла с ней, тискала при каждом удобном случае, даже про свои любимые книги позабыла.

– Не любит она, когда берёшь её на руки ты.

– А ты её вообще не берёшь, – парировала Мари обиженно.

– Ей надобно, чтобы чесали лоб.

Крольчиха встрепенулась при этих словах, избавилась от Мари, прискакала к Анхен, потёрлась о её ногу. Художница наклонилась, животное тотчас же пропихнула носом её руку ко лбу. Барышне ничего не оставалось, как его почесать. Сама догадалась, вот и поделом.

– Какой взгляд у девочки нашей! Скорее посмотри! – воскликнула Анхен тем же вечером.

– Взгляд как обычно. На что тут смотреть? – спросила Мари.

– Неправа ты вовсе. Необычный он такой, загадочный, как будто что-то ведает она, чего не ведаем мы. Как у Джоконды!

– Как у кого? – переспросила Мари, нахмурившись. Опять сестра что-то напридумывала, а крольчиха теперь трётся у её ног. Вот всегда так!

– Картина итальянского художника Леонардо да Винчи. Портрет госпожи Лизы дель Джокондо. Неужели ты позабыла сие творение?

– Ничего я не позабыла. Я и не помнила сие, – буркнула тогда Мари.

С тех пор Джоконда признавала Анхен за мать – ластилась, приглашала к грумингу – прижималась грудью к полу и вытягивала голову, прижав чёрные уши к спине – чеши и гладь!

Ростоцкие уселись пить чай в гостиной. У буфета стоял пузатый самовар, на прямоугольном столе под голубой керосиновой лампой разложили принесённые сладости – устроили маленький пир.

– Знаешь, Анхен, в моём классе новая ученица. Её папенька шарман как хорош, – мечтательно сказала Мари, откусывая кусочек пастилы.

– Какая же влюбчивая ты, – укорила её сестра, выбирая конфету. – Теперь ещё и господин женатый. Право слово, можно сколько уже ребячиться?

– Что значит ребячиться?! Я замуж хочу, и детей родить, – упрямо сказала Мари, откладывая пастилу.

– Знаешь прекрасно ты, что сие затруднительно.

– Ну, почему затруднительно?! Почему?

– Сначала смыть нужно пятно позорное, которое легло на нас папеньке благодаря, – сказала Анхен с укором. Как будто это Мари опозорила семью.