Тимур Штоль - Июнь. Ёзге. Другая

– Я в душ, – сказал он. – Потом ты.

Сабир ничего не ответил. Просто стоял посередине комнаты. В обуви, джинсах и футболке с короткими рукавами. Нет. Он не хотел убегать, он хотел испытать себя до конца. Понять, что в нём не так. Или так.

Мужчина вышел, замотанный в полотенце по пояс. Лёг на кровать. Сабир долго намыливался под душем. Ему хотелось быть чистым. Приятно пахнуть. Ему понравилось восхищение мужчины в первые минуты знакомства. Сабир не хотел менять отношения к себе.

Когда вышел из душа, мужчина лежал голый. Он был подтянут. В меру мускулист. Гладко выбрит. Даже ноги. Сабир, напротив, даже не подумал об эпиляции. Не мог представить, что это важно. Почувствовал неловкость.

Мужчина заметил это в его взгляде. Жестом предложил лечь рядом. Они лежали голые минут пять. Молчали. Потом мужчина стал его трогать. Сабир всё так же не мог расслабиться. Ему эти прикосновения не доставляли удовольствия.

– Постой, – вдруг сказал он, – ты сказал, что я красив? Что это для тебя значит?

Мужчина лёг на спину. Задумался. Потом повернулся в пол-оборота и протянул руку к лицу Сабира. Коснулся носа. Провёл по нему. Тыльной стороной пальцев коснулся скул. Погладил их. Стал чаще дышать.

– У тебя выразительные черты лица. Ты молод. И ты мужчина. Вот что значило для меня назвать тебя красивым, – дрожащим шёпотом произнёс он.

– Ты же не знаешь, какой я, – так же шёпотом ответил Сабир.

– Но нам ведь это и не нужно, – ответил мужчина, спускаясь рукой ниже в сторону груди. Живота.

Через сорок минут Сабир стоял одетым у входа. Собирался уйти. Мужчина вышел из душа.

– Подожди, я не заплатил тебе. Сейчас.

Он кинулся к костюму, который был аккуратно разложен на стуле. Достал из внутреннего кармана пиджака портмоне. Вытащил оттуда пять тысяч. Сабир стоял и наблюдал за его действиями. Теперь он был спокоен. Молчалив. Серьёзен.

– Возьми, – мужчина протянул купюру.

Сабир молча посмотрел на него, потом на купюру, потом снова на него. Мужчина сконфузился. Извинился. Достал ещё одну пятитысячную бумажку.

– Держи, – протянул он деньги снова. – Я… Большое тебе спасибо. Ты сделал мой день. Ты лучший.

Сабир приоткрыл рот, словно хотел сказать что-то. Потом задумался. Отрицательно покачал головой.

– Мне не надо, – произнёс он спокойно. – Я сюда не за этим приходил.

Он развернулся и направился к двери. Мужчина бросил деньги с кошельком на кровать. Уронил полотенце. Подскочил к Сабиру. Схватил его за руку.

– Постой. Прости, – сказал он, невольно наклонившись вперёд и почти став на одно колено. – Я не хотел тебя обидеть. Это был просто подарок.

– Я понял, – ответил юноша.

Он посмотрел мужчине в глаза. Тот не понимал, что происходит. Нервничал. Пожимал в растерянности плечами. Пытался что-то сказать.

– Я пойду. Ладно? – спросил Сабир и вытащил ладонь из его рук.

Мужчина кивнул несколько раз. Сбивчиво произнёс:

– Да-да, конечно.

Сабир развернулся. Открыл дверь. Вышел. Аккуратно прикрыл дверь за собой. Защёлка клацнула. Мужчина стоял в комнате у входа. Он развёл руками, не понимая происходящего.

– Ну мы встретимся ещё?! – громко спросил он и прислушался в ожидании ответа. – Эй!

Ответа не последовало. Мужчина сожалел, что не запомнил имени своего сегодняшнего партнёра. Да и было ли оно настоящим?

А Сабир понял – он не гомосексуалист. Он – просто не «он».

Ёзге задумчиво улыбнулась. Она помнила, что узнала тогда про себя. В ней вызывало трепет и тихий восторг понимание того, что мужчина ей восхищается. Она хотела нравиться мужчинам. Но сама почему-то не испытывала к ним влечения. В отличие от женской красоты, которую она не различала, мужскую красоту Ёзге видела. Она могла любоваться ею, испытывать нечто сродни удовольствию. Но влечения не было. Как не могло быть влечения к статуе Давида Микеланджело или Тициановскому Святому Себастьяну. Она стеснялась своего тогдашнего тела.

Именно тогда Ёзге поняла цель своей жизни. Сейчас ей двадцать один год. И она преследует эту цель всё время. Она движется к ней, никуда не сворачивая. Пусть сейчас в паспорте у неё указан мужской пол. Она не стремится исправлять бумажку. Пускай она вылетела из своего города в мужской одежде. В потрёпанных джинсах и просторной рубашке с длинным рукавом. Она знает, что придёт время, и мужчины будут лежать у её ног. А она будет женщиной. Самой красивой из всех. Она позволит себя любить и никогда никого не полюбит, как настоящая женщина.