Грегори МакДональд - Флетч & Co

— После вас он, наверное, взбесится, — Клифтон Вольф, редактор отдела религиозных отношений, через плечо Флетча посмотрел на дисплей. — «Хайбек», — прочел он вслух название файла. — Теперь вы пашете на Биффа Уилсона?

— Мы все работаем на одну газету.

— Черта с два. Я работаю ради своего квадратного дюйма, вы — ради своего, а Бифф Уилсон — ради своей полосы. Квадратного фута. Если вам не поручали подготовку этого материала, нечего совать нос в чужие дела.

Флетч выключил компьютер.

— Я из любопытства.

— Любопытство не доведет вас до добра. Освободите мой стул.

— У меня нет своего компьютера. — Флетч поднялся, собрал исписанные листки.

— Мы все гадали, почему вас вообще взяли на работу. Теперь мы это знаем: чтобы писать репортажи из борделя. Я не хочу, чтобы на моем стуле сидел завсегдатай борделей.

— Я там еще не побывал. Жду маминого разрешения.

— Кто знает, что вы оттуда можете принести. Эл! — закричал он через зал городских новостей другому репортеру. — Вызови дезинфекцию. Флетчер сидел на моем стуле и прикасался к клавиатуре моего компьютера.

— Готов спорить, вам бы понравилось это задание. Но вас посылают только в церковь.

— Вон!

— Вы знаете поэта Тома Фарлайфа?

С первых дней пребывания в редакции у Флетча создалось впечатление, что журналисты, возможно, подсознательно одеваются как люди, о которых они пишут. Отдел бизнеса всегда ходил в строгих деловых костюмах, отдел светской хроники — в туалетах для пикника, в отделе спорта отдавали предпочтение белым носкам и пиджакам в клетку.

И мысленно они отождествляли себя с героями своих статей. Пишущие о бизнесе полагали, что все можно объяснить деньгами, прибылями и убытками. У репортеров светской хроники жизнь выглядела куда сложнее. Они уделяли массу места интригам «старых» денег и козням «новых», показывали читателю отличие между привлекательностью и красотой, стилем и показухой. Спортивные обозреватели не вдавались в такие тонкости, предпочитая простые понятия: победа или поражение, новички против ветеранов и, разумеется, последняя схватка, она же самая трудная.

С Мортоном Рикмерзом, редактором отдела книг, Флетч столкнулся в темном коридоре. В толстых очках, при галстуке, в твидовом пиджаке, Рикмерз более всего напоминал маститого писателя. По его книжным обзорам чувствовалось, что он любит людей и истории, героями которых они являются, любит слова и тех, кто умеет приставлять их друг к другу, и почитает книгу высшим достижением человеческой цивилизации.

Зачастую его рецензии читались куда с большим интересом, чем книги, о которых в них шла речь.

— А вы встречались с Томом Фарлайфом? — задал ответный вопрос Мортон.

— Нет.

— Возможно, мне хотелось бы встретиться с ним, — промурлыкал Мортон. — А может, и нет.

— Я только слышал о нем.

— Во-первых, мне хотелось бы знать, почему вы так одеты? — полюбопытствовал Мортон.

Флетч вытянулся в струнку, прижал руки к бокам.

— Мне поручена статья об эскорт-услугах. Такой ответ вас устроит?

— Понятно. Стараетесь выдать себя за приезжего бизнесмена? Вы больше похожи на жертву ограбления, которой пришлось позаимствовать чужую одежду.

— Вы почти угадали. Утром я лишился своей одежды, и мне не оставалось ничего иного, как нацепить на себя этот костюм.

Мортон улыбнулся.

— Я уверен, что за исчезновением вашей одежды стоит занятная история.

— Пожалуй, что нет.

— Прошло уже много лет, как я терял одежду. Впрочем, не помню, терял ли я ее вообще.

— Вполне возможно. Это так просто.

— Мог бы получиться интересный рассказец. «Как я потерял свою одежду?» Как раз в стиле Ринга Ларднера.

— Том Фарлайф живет здесь, не так ли?

— Да. Преподает в местном университете. Он поэт, а потому его определили на кафедру английской литературы, хотя ему бы учить музыке, может, математике.

— Он — зять Дональда Хайбека?

— Как интересно. Понятия не имею. Вы говорите о человеке, которого этим утром застрелили на автостоянке?

— Да.

— Потрясающе.

— Что-что?

— Вы не читали стихи Фарлайфа?

— Не припоминаю.

— Редко кто их читал. Но, если б прочли, обязательно запомнили бы. Он пишет, как мы говорим, поэзию насилия. Лучшее его стихотворение называется «Нож. Кровь». Издатель дал это название книге его избранных произведений. Кажется, у меня в кабинете есть один экземпляр. Пойдемте со мной.

В светлом, уставленном стеллажами с книгами кабинете Мортон снял с полки тонкий томик и протянул Флетчу.