Когда я кончил говорить, он приступил прямо к сути дела:
— Вы утаили эти карточки от полиции? Почему?
— Скажите мне вы. Я просто сделал то, что я сделал.
— Вероятно, ста долларов, которые я вам послал, было недостаточно.
— Это тоже неплохая идея, — сказал я. — Но я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать ее.
Наконец он пошевелился — скрестил руки. Глаза его были непроницаемыми и плоскими, как подносы в кафетерии, или, если угодно, глубокими, как дыра сквозь земной шар до самого Китая — выбирайте любое. Во всяком случае, они ровным счетом ничего не говорили.
— Поверите ли вы мне, если я скажу, что был знаком с этим человек лишь шапочно — чисто профессионально?
— Поверю, если мне за вас поручатся.
— Я вижу, вы мне не слишком доверяете. В отличие, вероятно, от мистера Пола. Скажите, а на этих карточках кроме моего имени еще что-нибудь было?
— Ага, — сказал я. — Было, и вам это вряд ли сильно понравится.
Это был детсадовский приемчик — из тех, какими пользуются полицейские в детских радиоспектаклях.
Он спокойно пропустил его мимо ушей, даже не моргнув глазом.
— Моя профессия требует, знаете ли, известной щепетильности, — сказал он. — Хоть она и считается раем для мошенников. Позвольте мне взглянуть на одну из этих карточек.
— Я брал вас на пушку, — признался я. — Там нет ничего, кроме вашего имени.
Достав бумажник, я вытащил одну карточку и положил перед ним на стол, а бумажник снова сунул в карман. Он перевернул карточку длинным ногтем.
— Знаете, что я думаю? — сказал я доверительно-сердечным тоном. — Я думаю, что Линдли Пол считал, что вы сможете узнать, кто его замочил, даже если полиция ничего не найдет. А это значит, что он кого-то боялся.
Сукесян расправил руки и снова скрестил их — по-другому. При его сдержанности это было, наверное, равносильно тому, чтобы вскарабкаться на фонарный столб и зубами откусить лампочку.
— Ничего подобного вы не думаете, — спокойно сказал он. — Сколько? Только быстро — сколько? — за три карточки и письменное заявление о том, что вы обыскали тело прежде, чем известили полицию?
— Неплохо, — сказал я. — Совсем неплохо для парня, у которого брат торгует вразнос старыми коврами.
Он улыбнулся чрезвычайно любезной улыбкой. Правда — улыбка была почти дружелюбная.
— Среди торговцев коврами бывают и честные люди, — сказал он. — Но Аризмян Сукесян мне не брат. Наша фамилия в Армении очень распространенная.
Я кивнул.
— Вы, конечно, и меня считаете одним из мошенников, — добавил он.
— А вы докажите мне, что это не так.
— Быть может, вам действительно нужны не деньги, — задумчиво произнес он.
— Быть может, нет.
Я не заметил, чтобы он пошевелил ногой, но он должен был нажать на какую-то кнопку на полу. Потому что черные бархатные драпировки раздвинулись, пропуская в комнату моего приятеля индейца. Только теперь он не казался ни грязным, ни смешным.
Он был одет в широкие белые штаны и вышитую черным шелком белую тунику. Талия его была обвязана черным кушаком, а лоб — узкой черной лентой. Черные глаза смотрели сонно. Волоча ноги, он поплелся к табурету у стены и сел, скрестив руки и уронив голову на грудь. Могучее тело его выглядело более грузным, чем когда-либо, словно он надел новый наряд поверх своего обычного костюма.
Сукесян вытянул руки вперед, держа их над стоявшим на столе между нами молочно-белым шаром. Свет, преломляясь, медленно заплясал на высоком черном потолке, образуя самые странные узоры и причудливые фигуры, смутно различимые оттого, что потолок был так черен. Индеец, по-прежнему упираясь в грудь подбородком, не поднимал головы, но глаза его медленно и все шире раскрывались, пока неподвижным взором не уставились на волнообразно подрагивающие руки.
Быстрыми, точными, грациозными движениями руки эти исполняли какой-то замысловатый танец, который мог означать и очень многое, и ничего; это было похоже на греческий сиртаки в исполнении членов Юношеской Лиги или на кольца рождественской ленты, сплетающиеся и расплетающиеся на полу — как вам больше нравится.
Могучая челюсть индейца все так же покоилась на его могучей груди, а глаза медленно-медленно, как у жабы, начали закрываться.
— Я мог бы загипнотизировать его и без всего этого представления, — мягко проговорил Сукесян. — Это просто часть шоу.
— Ага. — Я не сводил глаз с его крепкой, худой шеи.
— Ну вот, теперь нужно что-нибудь, до чего дотрагивался Линдли Пол, — сказал он. — Эта карточка подойдет.
Читать дальше