Бретт Холлидей - Умри, как собака

Затем он снял нижнюю половину верхнего листка и отложил ее в сторону вместе с верхней половиной нижнего листа бумаги.

— У тебя есть скотч? — спросил он и точно совместил верхнюю половину верхнего листа с оторванной кромкой нижней половины нижнего листа.

Джентри рывком выдвинул ящик, достал бобину клейкой ленты, оторвал небольшой кусок и склеил вместе две половинки разных листов бумаги, в то время как Шейн осторожно их придерживал.

— Вот так-то, — мрачно сказал Шейн. — Две разорванные половины совпадают так безупречно, что и под микроскопом не обнаружишь подвоха. Только на четверть дюйма короче, чем надо.

— Верхняя и нижняя части двух разных записок… Разорваны так, что они точно подходят друг к другу. Но почему, черт побери, выражения подходят по смыслу? — Джентри перевел пристальный взгляд на письмо. — Верхняя часть — это даже не законченная фраза. Она очень естественно продолжается в нижней половине.

— Как будто он так и намеревался написать, — согласился Шейн. — Это, должно быть, чисто случайное совпадение. Кто-то его заметил и был достаточно находчив, чтобы воспользоваться удобным случаем: прочел два письма и сообразил, что листки можно соединить так, что они будут казаться одним письмом, если никто не заподозрит обратного.

— Почему два письма?

Шейн пожал плечами:

— Два черновика одного письма, может быть. Парень был пьян и в состоянии стресса. Видимо, у него была какая-то причина написать два письма. Второе могло быть адресовано кому-нибудь еще.

— Теперь уж мы никогда не узнаем, что он в действительности хотел сказать. Вряд ли удастся сложить письмо в правильном порядке.

— Может, и нет. Но мы теперь отлично знаем, что Чарльз и Анита лгали нам, когда рассказывали, как было разорвано письмо, — Шейн посмотрел на часы, глаза его возбужденно блеснули. — Похороны наверняка подходят к концу. Я хочу быть не здесь, а в доме, когда все вернутся.

Он забарабанил пальцами по столу, задумавшись.

— У тебя есть номер телефона конторы Пибоди?

— Где-то тут, в каких-то записях, — Джентри порылся в бумагах, нашел список имен и адресов и прочел номер Шейну.

Детектив набрал цифры, и когда женский голос ответил, попросил мистера Пибоди.

— К сожалению, его сейчас нет. Может ли вам помочь кто-нибудь другой?

— Нет, — ответил Шейн. — Я по личному делу. Когда он будет?

— Ну, он сейчас на похоронах, и я не уверена…

— Роджелл, конечно, — сердечно сказал Шейн. — Не знаете, что Гарольд собирался делать после?

— Почему, знаю, — голос заметно потеплел. — Я думаю, он прямо с похорон пойдет с миссис Роджелл слушать чтение завещания.

Шейн вздохнул:

— Спасибо, милочка.

Повесив трубку, он вскочил на ноги и сказал Джентри:

— Пусть Петри и Донован встретят меня у Роджеллов как можно быстрее.

Он схватил письмо Марвина, адресованное ему, засунул в карман и поспешно вышел из кабинета.

Когда Шейн свернул в подъездную аллею, перед домом были припаркованы три автомобиля. Он остановился позади них, выпрыгнул из машины, услышал визг тормозов у въезда в поместье, обернулся и увидел Петри и Донована, прибывших следом за ним в полицейском автомобиле. Он приветственно помахал рукой и взбежал по ступенькам на веранду. Двое муниципальных детективов уже пыхтели за его спиной, когда он протянул палец к кнопке электрического звонка.

— В чем дело, Майкл? — спросил Донован. — Мы получили команду от шефа…

Дверь отворилась, и Шейн бросил:

— Входите и замолкните.

Он на ходу отодвинул в сторону испуганную и сопротивлявшуюся горничную, и полицейские в молчании промаршировали следом за ним.

Справа, из кабинета с арочным входом, доносились голоса, которые на мгновение смолкли. Портьеры были раздвинуты. Шейн вошел, полисмены за ним по пятам. Детектив остановился в арке и холодно осмотрел небольшую компанию.

Они собрались, чтобы выслушать завещание Роджелла, отметил он с удовлетворением. Анита, и Чарльз, и Генриетта, и миссис Блейр. И Гарольд Пибоди, торчавший за стулом Аниты, и пожилой человек, явно посторонний в этом обществе, сидевший отдельно от других. Официального вида голубая картонная папка с бумагами лежала раскрытая у него на коленях.

Все они молча уставились на Шейна с различной степенью удивления, опасения и вызова, а он между тем всматривался в лицо каждого из них.

Гарольд Пибоди заговорил первым.

Он выпрямился за стулом Аниты, словно аршин проглотил, и произнес ледяным тоном: