Бретт Холлидей - Умри, как собака

— Вот тебе раз! У меня всего только двадцать минут, чтобы приготовиться к похоронам.

Шейн вышел из кухни и по широкому коридору направился к выходу, когда вдруг услышал свое имя, произнесенное тихо и нерешительно за его спиной. Он обернулся и увидел Аниту, стоявшую на повороте лестницы. Рука ее в черной перчатке слегка касалась перил. Она была в простом черном костюме без всякой отделки и без драгоценностей. Лицо ее было лишь слегка тронуто косметикой. Мягкие золотистые волосы тщательно укрывались под черным бархатным беретом, что придавало ей трогательный вид бледной маленькой девочки.

Шейн стоял в коридоре и наблюдал за тем, как она спускается по лестнице. Она тихо плыла со ступеньки на ступеньку, как приличествовало убитой горем вдове, направляющейся на похороны мужа, и сестре, чей брат только что покончил жизнь самоубийством. Шейн почувствовал себя циником, поскольку посмел усомниться в ее невинности.

Анита подошла к нему вплотную, голова ее слегка склонилась, губы печально разомкнулись:

— Я хочу снова увидеться с вами, Майкл. Я не могу допустить, чтобы вы ушли с мыслью…

Она замолчала и нерешительно потупилась. Ноздри Шейна уловили едва различимый аромат ее духов, а ее приоткрытые губы были на расстоянии не более фута от него.

— С такой же ужасной мыслью обо мне, как Марвин, — продолжала она совсем тихо. — Вы ведь так не думаете, правда?

— А разве имеет значение, что именно я думаю, Анита? — сказал Шейн. — Уверяю вас, я не побежал бы пить стрихнин, если бы я так думал.

Она ахнула и качнулась к нему, закрыв глаза.

— Это имеет значение. Громадное. Я не могу, чтобы вы думали, что после… после того, что произошло между нами вчера вечером, я способна была сознательно пойти к Чарльзу и… и…

Шейн засмеялся.

Она резко выпрямилась, ресницы поднялись, и он увидел неприкрытую ненависть в глубине ее великолепных глаз.

— Как вы можете стоять здесь и глумиться надо мной?

Шейн сказал грубо:

— А очень просто, Анита. Проще и быть не может. Для этого надо просто подумать о том, как умер ваш муж, потом о маленькой собачке… и о Марвине.

Он повернулся на каблуках и не оглядываясь вышел.

Выйдя из лифта, Майкл Шейн прошагал через холл и машинально взялся за ручку двери, украшенной табличкой:

Ручка повернулась, но дверь не открывалась. Шейн вполголоса крепко обругал себя, потому что на мгновение забыл, что Люси Гамильтон не может ждать его в офисе. Отперев замок, он в бешенстве распахнул дверь.

В маленькой приемной было пусто и тихо. Пустовал и стул Люси перед столиком с пишущей машинкой. Молчание было гнетущим.

На щеках Шейна резче обозначились складки, он стиснул челюсти, бросив быстрый взгляд на стол Люси, отвернулся и шагнул в дверь своего кабинета.

Там Шейн обогнул большой стол, направился к картотечному шкафу возле стены и вытянул из него ящик на шарнирах. Достав оттуда наполовину полную бутылку коньяка, он в сердцах со стуком поставил ее на стол перед своим креслом, затем извлек из горки два бумажных стаканчика и вставил их один в другой. Во внутренний он налил до краев янтарной жидкости из бутылки и опустил в кресло свое мускулистое тело.

Покачивая зажженную сигарету в пальцах левой руки, он глотнул бренди и закрыл глаза.

Воспоминания обступали его со всех сторон, пока он заставлял себя сосредоточиться на самом главном.

Люси Гамильтон за столом в приемной. Генриетта Роджелл в мужском купальном халате, наливающая вчера вечером изрядную порцию виски в свой стакан. Люси напротив него за столом, покрытым белой скатертью; ее карие глаза, полные жизни и веселья, когда она подносит к губам бокал шампанского. Анита Роджелл, стоящая перед ним, теплый тембр ее голоса и сладострастный шепот: «Я тебя хочу, Майкл Шейн». Вот Люси Гамильтон покойно сидит на другом конце дивана в своей квартире; на низком кофейном столике перед ней бутылки и стаканы; она откидывает каштановые кудри с оживленного лица, наклоняется и наливает ему последний прощальный глоток на дорожку перед тем, как выставить его за дверь и лечь спать. Вот окоченевшее тельце маленького пекинеса, чья пасть мертво скалится ему прямо в лицо. Вот снова Люси Гамильтон…

Шейн открыл глаза и свирепо оглядел молчаливый офис. Его рука инстинктивно потянулась к бумажному стаканчику, он поднес было его ко рту, но, замысловато чертыхнувшись, поставил обратно, не выпив.