Дэй Кин - Моя плоть сладка (сборник)

— Это был высокий, широкоплечий, красивый мужчина, Именно такой мужчина, по которому женщины сходят с ума.

Коннорс достал из кармана пачку сигарет и предложил старику закурить.

Гипотеза, которую Эд мысленно выстроил, была немного притянута за уши, но вполне возможна. Вся его история лишний раз доказывала, что на самом деле в жизни происходят вещи гораздо более неправдоподобные, чем те, которые он заставлял проглатывать своих издателей и читателей. После двадцатилетнего отсутствия Дональда Хайса никто бы здесь сейчас не узнал, за исключением, конечно, небольшого числа людей, хорошо его знавших, да еще жены и брата. И даже если бы erо и узнали, то- все равно его, своего, они бы не выдали.

Вероятно, Хайсу очень дорога его дочь. И кто знает, может, после того как он убил Санчеса, чтобы скрыть свое новое имя или для чего-нибудь еще, он приехал в Блу-Монд, чтобы. присутствовать на свадьбе своей дочери с Алланом Лаутенбахом.

Коннорс задумчиво затянулся сигаретой. В таком случае ему -придется еще многое выяснить в Блу-Монде, особенно если Элеана откажется дать показания.

— Почему вы интересуетесь Дональдом Хайсом, мистер Коннорс? — спросил старый портье.

Коннорс солгал:

— Я просто интересуюсь им как персонажем. Я слышал, что существует ордер на его арест по обвинению в убийстве, совершенном двадцать лет назад.

Удовлетворенный собственной проницательностью, старик хлопнул себя по коленке.

— Я был в этом уверен. Я сразу обо всем догадался, как только увидел вас. Вы приехали в Блу-Монд, чтобы написать детективный роман по материалам дела Хайса.

Из жизни Дона действительно можно сделать роман.

И хороший роман! Я всегда удивлялся, почему какой-нибудь писатель вроде вас не опишет эту историю в книге. Что вы хотите узнать? — Старик продолжил, прежде чем Коннорс успел ответить: — Все, что вам нужно, мы, Джимми Томсон и я, вам расскажем.

Коннорс спросил, кто этот Томсон.

Старик ответил, что это местный шериф,

— И он был шерифом, когда это произошло?

— Нет, только помощником. Но тогда старый щериф Миле был болен, и Джим делал за него всю работу.

Старик жил одиноко и пришел в восторг, получив такого слушателя. Он лукаво подмигнул Коннорсу.

— Послушайте, а почему бы нам не пойти ко мне? Мы выпьем стаканчик или два, и я расскажу вам всю историю.

Коннорс уже слышал всю историю из уст Элеаны, и у него не было никакого желания услышать ее еще раз,

Ему не хотелось пить, а в холле было прохладно и прият» но. Он был уверен, что в комнате старика жарко, и потому ответил:

— Я бы с удовольствием послушал вас, но я жду звонка.'

Старик поймал его на слове: он встал, подозвал дежурного и сказал ему:~

— Когда мистеру Коннорсу позвонят, соедини с моей комнатой. *

— Хорошо, мистер Макмиллан.

Коннорс поднялся вслед за ним. Так или иначе, но время надо убить. Комната Макмиллана оказалась на втором этаже, окна ее выходили на фасад. В углу комнаты стоял старый сундук. Старик достал оттуда на три четверти пустую бутылку и два маленьких стакана. Он стал извиняться, что у него осталось так мало вина, и хотел пойти купить другую бутылку, но Коннорс остановил его, сказав, что если им понадобится, то можно будет взять неначатую бутылку у него в комнате.

Дневная жара понемногу спадала. Легкий вечерний ветерок, колыхавший занавески, освежал. Кресло было удобным, виски хорошим. Версия Макмиллана мало, чем отличалась от рассказа Элеаны, но портье знал больше деталей и говорил о Дональде Хайсе как о хорошем человеке.

Макмиллан широко развел руками.

— Во всяком случае, мистер Коннорс, Дон не первый человек на свете, который все потерял из-за женщины. Такими примерами полна история. Вспомните Самсона, Давида, Париса, Марка Антония, лорда Эссекса, Людовика—это было не так давно. Не забудьте об этом, когда будете писать ваш роман.

— Нет, я буду помнить,— пообещал ему Коннорс.

Макмиллан пустился в воспоминания.

— Дон был чудесным малым, всегда готовым оказать услугу и посмеяться. И как хозяина цирка его очень любили. Если бы он не забрал деньги под закладную и не удрал бы с Тамарой, цирк стал бы первоклассным. Тамара, конечно, была очень красива. Но и Селеста была не хуже в то время.— Его глаза вспыхнули при этом воспоминании.— Помню, однажды в антракте монтеры налаживали аппаратуру и в спешке свалили брезент, ограждавший уборную Селесты. Она как раз сняла свой костюм й не успела еще надеть другой. Я еще и сейчас помню, как она стояла в свете прожекторов совершенно обнаженная, как статуя во время пожара.