Эд Макбейн - Людоед, который объелся

Шамбрен стоял у сервировочного столика, наливая себе свой неизменный кофе.

– Плохое начало, Уилз, – сказал он. – Это наш пресс-секретарь мисс Барнвелл! Я собирался поручить вас ей, но должен сказать, что, если вы могли встретить Элисон и забыть об этом…

– Пожалейте человека, – попросила Элисон.

Джон не помнил, чтобы кто-нибудь так искренно и дружески улыбался ему, как эта мисс Барнвелл.

– Я сама дрожала от страха, когда в первый раз пришла к вам, мистер Шамбрен, – сказала девушка, улыбаясь. – Если бы со мной столкнулся сам Рок Халсон, я бы его не узнала!

Шамбрен, посмеиваясь, сел за стол.

– Ну так вот, Уилз, вчера вы включились в первоклассный спектакль.

– Полагаю, весь этот шум – большое зло для отеля, – сказал Джон, кивнув на кучу газет на столе.

Шамбрен засмеялся.

– Элисон мучает та же мысль. Скандал вредит бизнесу: это закон игры. Но открою вам правду! Стоит разнестись слухам, что кто-то отравился у вас, – и ваш ресторан наполовину опустеет. Стоит только шепнуть, что какой-то вор выкрал из номера норковую шубу, – и половина гостей толпами покинет отель. Тухлая креветка или пропажа вещи, которую легко можно заменить другой, обратит их в бегство. Но если какой-нибудь нувориш застрелит девушку во время танцев в вашем бальном зале, у вас не будет отбоя от желающих снять номер в вашем отеле! Убийство, особенно убийство такой знаменитости, как Мун, было бы очень выгодно с точки зрения бизнеса. Я это знаю, и мой совет директоров это знает, хотя мы можем сколько угодно вопить и ломать руки. Публично мы скорбим по поводу такой возможности, но бизнес от этого только выигрывает.

– Это почти верх цинизма! – Элисон была шокирована.

– Что сделает отель, чтобы защитить Муна? – спросил Уилз.

Шамбрен пожал плечами.

– Мы мало что можем! Отель кишит полицейскими. Он, конечно, не пустит их к себе в квартиру, но они толпятся в холле, поднимаются и спускаются на лифте, протирают наши кресла. Он прикрыт ими, как сеткой. А между тем все время бьет себя в грудь и кричит о своем бесстрашии. Кстати, сегодня он пригласил своих друзей в Гриль-бар. Надо будет сказать полиции, чтобы они не допустили скопления народа.

– Перед вашим приходом, Уилз, я спрашивала у мистера Шамбрена, как мне быть с представителями прессы.

– Деточка, – ответил Шамбрен, – мне кажется, сегодня в бальном зале будет демонстрация мод. В Кристальной гостиной устраивается прием для тунисского посла. Завтра организуется обед для Лиги жешцин-избирателей. В четверг – прием у старой миссис Хейвен в пентхаусе «Л», на котором она объявит, что дарует земельный участок для нового кладбища собак. Все эти мероприятия как раз в вашей компетенции, Элисон!

– Вы прекрасно знаете, что я спрашиваю, как быть „с Муном! – рассердилась Элисон.

– С Муном? – повторил Шамбрен, поддразнивая ее. – С каким Муном? Ах да, этим писателем, который в субботу дает званый вечер! Мистер Амато может дать вам для прессы массу пикантных подробностей об этом вечере. К тому же вы ведь говорили с самим Муном, не так ли?

– Говорила! – ответила Элисон так резко, что Джон с удивлением посмотрел на нее. – Но вы не знаете, о чем я вас спрашиваю, мистер Шамбрен! Меня осаждают репортеры, и каждый требует какого-нибудь заявления со стороны отеля о том, что у нас произошло и что происходит.

– По поводу смерти мисс Прим мы можем только выразить наше сожаление. А что касается угрозы Муну, никакого заявления мы сделать не можем. Это дело прокурора и полиции. Учтите, Элисон, никакого заявления! – Шамбрен холодно улыбнулся. – Интересно, успеет ли хор Метрополитен Опера пропеть свое «Поздравляем с днем рождения»? Хотите пари? По доллару с каждого против двух моих!

Каким бы он ни был подонком, не вижу ничего смешного в таких шутках, – сухо заметила Элисон.

– Вы должны воспитать в себе некоторую черствость, Элисон, если хотите заниматься нашим делом. – Шамбрен посмотрел на нее отечески снисходительно, но тон его был серьезен. – Шутить над всем – часть нашего имиджа! Проявлять эмоции по поводу чего-либо – значит показывать свою слабость. Но шутки шутками, а в душе и я сентиментален. Я переживаю смерть этой девочки Прим, хотя никогда не знал ее. Вы читали, что раскопала про нее «Ньюс»?

Элисон утвердительно кивнула.

– Никаких шансов на будущее, – продолжал Шамбрен. – Смерть отца. Дурная мать. Вероятно, никакого формального образования. Она только и могла, что показывать со сцены свое тело, а после каждого показа попадала в лапы какого-нибудь Джона с Бродвея. Возможно, она решила, что если уж попадать в лапы, то за деньги. Талантливое тело, но ум сентиментальной восьмилетней девочки – так, кажется, сказал про нее Мун. Как бы то ни было, она настолько ненавидела его и настолько хотела освободиться, что взяла десять тысяч от таинственного благодетеля и решилась на убийство. Но в последний момент не нашла в себе сил выполнить эту задачу. Вы скажете – слабая, невротичная, неуравновешенная девушка. Но это по-человечески – по-человечески беспомощное существо. Я переживаю ее смерть. Мне жаль, что, не зная ее, я не мог вовремя ей помочь. Но Мун! – Губы Шамбрена на миг сжались. – В нем нет ничего человеческого. Мисс Прим – не первая, кто покончил с собой. Был еще французский дипломат, возможно, и та английская актриса, и несчастный Мак-Айвер, дело которого было явно состряпано Муном. Это – только те, о ком мы знаем. А сколько еще жертв было за пятьдесят лет расчетливого садизма? Неужели вы действительно думаете, Элисон, что меня хоть немного беспокоит судьба такого человека? Так что, когда я шучу насчет того, успеет ли хор спеть «Поздравляем с днем рождения!» на его вечере, я просто маскирую тайную надежду, что кто-нибудь под шумок выпустит из него кишки.