Джадсон Филипс - Крутой детектив. Выпуск 13

— Вам известно мое имя? — задал я довольно глупый вопрос.

— Мы ещё вернемся к этому. Меня зовут Ленни Монтец, я хотела бы немного побеседовать с вами. Может быть, пройдемся?

— Пройдемся? Но куда? — спросил я с тем же дурацким видом.

— Куда угодно. Ну, скажем, обогнем квартал, если вас это устраивает. Или у вас другие, более важные дела, мистер Кэмбер?

— Нет, важных дел у меня нет.

— Отлично. — Она взяла меня под руку и повела к выходу.

Я остановился и, глянув на нее, сказал:

— Я не совсем понимаю. Ведь мы незнакомы, мисс Монтец.

— Нет, мы познакомились. В метро. Вы уступили мне место. А значит, вы джентльмен, что очень приятно сознавать.

Не думаю, что она относилась к категории людей, для которых поездки в метро — каждодневная необходимость, На ней была бриллиантовая заколка, которая, пожелай она её продать, позволила бы приобрести добрые полмили нью-йоркской подземки. Заколка крепилась к лацкану серой костюмной двойки, впервые одетой, по-видимому, не ранее сегодняшнего утра.

Она вызывала у меня беспокойство и некоторое недоумение, но если бы вдруг попросила вскарабкаться по стене на Эмпайр-стейт-билдинг, я, несомненно, предпринял бы попытку.

И я готов был поклясться на всех библиях, что она не способна замыслить или совершить зло. Теперь, когда она находилась в непосредственной близости от меня, я видел, что она старше тех девятнадцати или двадцати лет, которые я дал ей при первой встрече в метро. Но даже если ей было двадцать семь или восемь, её целомудренная чистота и непорочность не девальвировались в моих глазах ни на йоту.

Мы вышли на улицу. В ярком солнечном свете её кожа цвета взбитых сливок казалась мягкой и идеально чистой. И это не было шедевром косметики — Ленни Монтец получила её в дар от природы. Она крепко и нежно держала меня под руку, словно мы были старыми знакомыми. Я сказал:

— Невероятно. Откуда вам известно мое имя? Кто вы? Такие вещи не случаются беспричинно. Можно прожить в Нью-Йорке пять жизней и не встретить человека дважды. Две наши встречи — в духе романов Роберта Льюиса Стивенсона. Викторианские читатели с наслаждением проглотили бы подобный сюжет. Но я не викторианец…

— Нет, вы как раз такой, мистер Кэмбер. Вы красивы и весьма романтичны.

— Не льстите мне. Сегодня я выгляжу ужасно.

Мы прошли вперед и свернули в сторону Лексингтон-авеню. Я позволил ей вести себя и не особенно удивился, когда она сказала:

— Безусловно, вы понимаете, что я ждала вас на автобусной станции и спустилась в метро вслед за вами. О случайном стечении обстоятельств можете забыть.

— Надежда на простое совпадение была очень слабой, — уныло согласился я. — Вас интересует ключ, не так ли? Этот проклятый ключ?

— Да, — согласилась она, — меня интересует ключ.

Мы миновали Лексингтон-авеню, затем Третью и Вторую авеню; впервые со времени прогулок с девушками ещё зеленым подростком я с таким наслаждением ощущал теплое прикосновение её руки к моей.

«Если бы не ключ, — сказал я себе, — она смотрела бы сквозь меня, как это делают с большинством мужчин подобные женщины. Я был бы ей абсолютно безразличен. Моего жалованья не хватило бы ей на пару носовых платков и губную помаду. Я веду себя как школьник, потерявший способность трезво соображать из-за женщины, которую интересует лишь возможность заполучить ключ».

Она с некоторым удивлением посмотрела на меня, потому что минуту или две я не произносил ни слова.

— Что с вами, Джонни? — спросила она.

Действительно, мы были знакомы уже на протяжении трех или четырех кварталов, почему бы ей не называть меня Джонни? И почему я не могу обращаться к ней Ленни?

— Вы почему-то умолкли.

— Я…

— Скажите, я вам нравлюсь?

Ее вопрос показался мне чрезвычайно бесхитростным и простодушным.

— Я вам нравлюсь, но вы считаете себя слишком доверчивым. Полагаете, что ведете себя ребячески. Стыдитесь себя. У вас из головы не выходит мысль о двух мирах — вашем и моем.

— О вашем мире мне неизвестно абсолютно ничего, — пробормотал я.

— И всё же мысль о двух мирах не дает вам покоя. Вы никак не можете решить — хороший я человек или нет. Поэтому я права, когда говорю о вас как о викторианце. Вы хотели бы, чтобы наше маленькое происшествие превратилось в большое приключение в духе девятнадцатого века. А кроме того, вас терзает мысль, стоит ли в меня влюбляться.

— Я не могу позволить себе влюбляться — ни в вас, ни в кого-либо другого.