Микки Спиллейн - Крутой детектив США. Выпуск 2

Некоторое время я бродил по разгромленной квартире, подбирая то там, то тут детскую игрушку, женскую безделушку, что-то из рабочей одежды Деккера. Я даже сам попытался поискать, но нигде не было ни одной мало-мальски ценной вещи. Я докурил сигарету, бросил окурок в раковину, закрыл дверь и вышел из дома. Пока было похоже, что Пэт прав. Деккер дал втянуть себя в дело, которое не окупилось. Возможно, они тщательно присматривались к квартире и ни за что не поверили бы, если бы он выдал им рассказ о почти пустом сейфе.

Я сидел в машине и думал.

Бандит, сидевший за рулем машины, все еще разгуливал на свободе, и, если искать кого-то, вполне можно начать с него. Я нажал на стартер, отъехал от тротуара и поехал назад, через город.

Любопытство заставило меня поехать на Риверсайд. Наконец приехав туда, я решил, что неплохо было бы покружить немного и поискать пару острых глаз, заметивших парней, которые наблюдали за квартирой, прежде чем выполнить работу.

Меня ждала не очень большая удача. Эта часть города — район денежный, и люди, которые жили здесь, замечали только доллары. Здесь стояли сплошь многоквартирные дома, облицованные блестящей плиткой, с нарядными швейцарами, отдающими честь; у тротуаров стояли огромные «кадиллаки».

Один из швейцаров вроде бы вспомнил «бьюик» и пару типов, крутившихся вокруг неделю назад, но не мог сказать точно. За два доллара он провел меня по подземному проходу на задний двор и разрешил мне осмотреться.

Деккеру было легко. Во всех домах были одинаковые переходы, и, оказавшись на заднем дворе, можно было элементарно дотянуться до нижнего края пожарной лестницы. Оглядевшись, я поблагодарил швейцара и вернулся на улицу.

Через два дома стоял тот, в котором Деккер занимался делом; я прошел мимо тучного швейцара, поглядел доску с табличками, нашел надпись «Ли, Марша» и нажал кнопку звонка. В нише у стены стоял телефон, который давал жильцам возможность проверить посетителей, прежде чем открыть дверь, и я продержал трубку у уха целую минуту, пока не услышал щелчка.

И раздался ответ с небес. Какой у нее был голос! Это была та музыка, которую композиторы пытаются и не могут создать. Она произнесла только «Да?», а у меня в голове начали возникать такие образы этой Марши Ли, которые по почте не отправишь.

Я старательно пытался выдать себя за джентльмена.

— Мисс Ли?

Она ответила утвердительно.

— Это Майк Хаммер, частный детектив. Могу ли я поговорить с вами несколько минут?

— О… Насчет кражи?

— Точно, — сказал я.

— Что ж… да. Полагаю, что можете. Поднимайтесь.

И я вознесся на небеса в лифте, который довез меня до фойе, где у облачка с надписью «4Д» висел небольшой бронзовый молоточек вместо звонка. Я приподнял его, опустил и был впущен в квартиру солидной усатой сиделкой.

В большом кресле у окна сидел мой ангел. По крайней мере, правая сторона лица имела ангельский вид. Слева под глазом был вполне земной синяк, а скулу пересекал большой шрам.

Лицо мое, вероятно, отразило отчаянные попытки не расхохотаться, потому что она побарабанила пальцами по креслу и сказала:

— Или проявите должное сочувствие, мистер Хаммер, или убирайтесь вон.

Я не мог больше сдерживаться и рассмеялся, но не убрался.

— Одна половина вас — самое прекрасное, что я когда-либо видел, — ухмыльнулся я.

— Я наполовину благодарю вас, — ответила она с усмешкой. — Можете идти, если хотите, миссис Росс. Вы вернетесь в пять?

Сиделка ответила утвердительно и взяла свое пальто. Я понадеялся, что за время своего отсутствия она побреется.

— Садитесь, мистер Хаммер. Могу я предложить вам выпить?

— Спасибо, я налью сам. Просто скажите, где что стоит.

Мой ангелок поднялся и, как в вуаль, завернулся в полупрозрачный пеньюар.

— Черт побери, я сама налью. Вести жизнь инвалида просто невыносимо. А все обращаются со мной, как с калекой. Сиделка выступает в качестве «уважения со стороны администрации», которая надеется, что я не подам в суд за то, что так плохо охраняется их собственность. Она хорошо готовит, иначе я бы попросила, чтобы они оставили ее при себе.

Она прошла к буфету, я не мог отвести от нее глаз. Никакого нарочитого покачивания бедрами; просто дивная ровная походка, которая выражала больше, чем извивающееся тело танцовщицы. Ее ноги, касаясь нейлона пеньюара, заставляли его потрескивать и прилипать к телу, пока каждый изгиб не обозначился под белой дымкой, слегка просвечивая розоватыми полутонами.