Людмил Федогранов - Засраночка моя

Дальнейшие размышления Вадима Валериевича Филяюшкина носили сугубо профессиональный характер…

Совсем иным было пробуждение мэра города Надеждинска Владимира Ивановича Птицына.

Владимир Иванович был главным действующим лицом в процессе «прихватизации» алюминиевого комбината, и эта «прихватизация» требовала его присутствия в столице мира Париже, поэтому в настоящий момент он пытался понять, в какой именно точке этого великого города находится его, Птицына, организм.

Воспоминания о предыдущем вечере у Владимира Ивановича были отрывочными и не очень внятными даже в тех отрывочных фрагментах, которые каким-то образом сохранились в памяти.

Не подлежало сомнению то, что это был не отель.

Но тогда что же?

Где он, Птицын, оказался?

Тела двух молодых женщин, составляющие компанию телу Владимира Ивановича, распростёртому на огромной «многоспальной» кровати, казалось, внесли некоторую ясность в мысли мэра: это был русский кабак, где накануне отмечали удачное окончание переговоров!

Мэр испугался.

А вдруг он «влетел», и сейчас его фотографии в соответствующем виде направляются в родной город или уже лежат в редакциях, к примеру, местных газет: у них же, в Париже, эти самые… папарацци всем обеспеченным людям просто житья не дают? А Владимир Иванович, и до этого бывший человеком небедным даже по французским меркам, после подписания вчерашнего соглашения и необходимого «утрясания» (или «утрясывания»?) некоторых нюансов, превращался в очень даже обеспеченного человека…

Впрочем, испуг быстро прошёл, потому что мэр вспомнил, какие серьёзные люди сидели вчера вместе с ним за одним столом и в офисе, и в ресторане. Здесь проколов быть не могло. Он нужен своим партнёрам живым, здоровым и с незапятнанной репутацией, нужен на своём нынешнем посту, поэтому о его безопасности и репутации заботятся профессионально…

Владимир Иванович ощутил, что соблазнительно-роскошная плоть обнажённых соседок оказывает благотворное влияние на его самочувствие, мысли его приняли вполне определённое направление, и крепкая жилистая рука хозяина Надеждинска мягко опустилась на податливо вздрогнувшую грудь блондинки Ланы (чёрт, или её Ликой зовут?)…

Женька висел вниз головой на шведской стенке, размашисто качая пресс. Сто пятьдесят подъёмов каждое утро плюс специальная гимнастика на растяжку – и при этом никаких упражнений с отягощениями, которые только «забивают» мышцы, – вот что помогало Женьке держать своё тело в отличной форме.

Впрочем, сегодня Женька отрабатывал механически: голова его была занята предстоящим вечером, кульминацией которого должна была стать встреча Валерича и Лариски, которая везёт передачу от Лерки. «Ласточка», как неоригинально называл Женька свою «Тойоту», домчит его в аэропорт за полтора часа, потом – полтора часа обратной дороги, и он будет читать Леркино письмо или смотреть видик с её «звуковым письмом»…

Спрыгнув со стенки, Женька смахнул пот полотенцем и закружился в замысловатых «па» азиатской гимнастики…

Если говорить о пробуждении четырёх участников совещания в кабинете у Масла, то эти пробуждения не отличались оригинальностью, хотя люди были разные: все они – бизнесмены-уголовники, проснулись в разных местах города Надеждинска, но в одинаково роскошных кроватях собственных жилищ – кто квартиры, кто особняка, – в компании выбранных по собственному вкусу блондинок или брюнеток, которые, быстро исполнив свои утренние обязанности и получив соответствующее вознаграждение, были отправлены по домам – до вечера, если не произойдёт «смены караула»…

Сами же бизнесмены принялись за повседневную трудовую деятельность…

Босс спал один.

Женщины у него не было: он не мог выносить общество женщин, ему было невыносимо скучно с ними. Если бы он читал Чехова, то, вероятно, он употреблял бы знаменитое выражение Дмитрия Дмитрича Гурова, с помощью которого герой рассказа «Дама с собачкой» характеризовал женщин: «Низшая раса».

Но Босс Чехова не читал.

Ещё вчера, попивая «Липтон» и поглощая вместе с чаем «батончики», он придирчиво проверяя детали разработанного им плана, который, как обычно, был передан для исполнения «интеллектуалам с большой дороги», как он называл участников совещания, Босс был стопроцентно уверен в успехе, и даже дебиловатость исполнителей не должна была воспрепятствовать достижению конечного результата.