Юрий Чуб - Гибель общаги

Коля испуганно тер близорукие глаза и даже уронил деньги.

– Коля, очнись! Мне нужно исчезнуть. У тебя есть кто-нибудь из знакомых, где можно спрятаться? Хотя бы на время. Выручай, друг! Коля мучительно наморщил лоб…

Переступив порог квартиры, Илья чуть не стукнулся лбом о внезапное препятствие. Вместо коридора почти сразу за дверью путь преграждала стена.

– Налево, – коротко сказал смутно различимый в сумраке подросток. И шмыгнул вдоль стены.

Откуда-то просачивался неоднозначный душок пряных благовоний.

– Где у тебя тут свет, Рич? Все забываю, – завертел головой Коля.

– Справа по ходу, – отозвался из глубин необычного жилья хозяин со странным именем.

В давние советские времена это помещение было тяп-ляп пристроено к первому этажу жилого дома и числилось нежилым. Здесь, в большой подсобке, хранили инвентарь дворники и спорадически выпивали сантехники. Здесь же собирались подростки-картежники и вольнолюбивая молодежь с гитарами и портвейном. Замок с многострадальной двери сбивался с бесстыдной регулярностью. Домоуправ уже устал истерить и бесноваться. А когда он умер, а вслед за ним и Советский Союз, шпана совсем пошла вразнос. Однажды наркоманы чуть не спалили подсобку, а вместе с ним и весь дом.

Так продолжалось до тех пор, пока в квартире рядом с пристройкой тихо не скончалась одинокая бабка. Ее жилплощадь стремительно урвал ушлый силовик, после чего без особых колебаний захапал и смежную подсобку. Перепланировал ее под двухкомнатную квартиру, провёл воду, газ и свет. Но на серьёзный ремонт поскупился. В один из кризисов силовик попал под сокращение и был уволен, после чего купил виллу во Франции и уехал туда, а московскую квартиру и эту хибару стал сдавать по сходной цене…

Коля слегка подтолкнул Илью, и они вошли в тускло освещенную комнату. Запах ароматического зелья резко усилился. Илья увидел на столе специальный сосуд. Над ним вился дурманный дымок.

Кроме того, стол был загромождён какими-то бумагами, чашками и объедками. В стороне от стола на диване в позе лотоса сидел сам хозяин. Это был маленький человечек в очках, которого Илья сначала принял за подростка. Но когда малыш глянул на него, Илья понял, что ему лет 30 лет, а то и больше.

В облике очкарика было что-то индусское – он был смугл и кареглаз. У него были очень узкие губы и острый подбородок. На коленях у «индуса» лежал раскрытый ноутбук.

– Рич, дашь пожрать? – спросил Коля.

Очкарик кивнул головой в сторону, и Илья увидел древний холодильник «Днепр» с торчащей железной ручкой. Даже странно, что он не сразу обратил внимание на этот артефакт, который отчаянно гудел как что-то среднее между ульем и вентилятором.

С бесцеремонным грохотом покопавшись в холодильнике, Коля выудил из него кастрюлю с макаронами и колбасу.

– Выпить будет?

– Там от тебя осталось, забыл? – Рич махнул рукой в неопределенном направлении.

Коля, словно самонаводящаяся боеголовка, прянул куда-то в угол и через секунду победно, словно кубком, потряс запыленной водочной литрушкой, в которой плескалась добрая половина жидкости.

Он налил водки себе и Илье. Очкарик со странным именем Рич нацедил себе холодный зелёный чай.

Выяснилось, что Коля познакомился с Ричем на какой-то презентации восточного искусства.

– Ты увлекся восточным искусством? – Илья с удивилением посмотрел на Колю.

– Да нет… – Коля скривился от опрокинутой стопки. – Наташка Белоконь со второго этажа затащила. Она ж у нас такая любительница всяких музеев. Я тогда в завязке был, маялся сильно. Вот Наташка и говорит: давай сходим, там танец живота танцуют. Может, я тоже научусь, говорит. Ну, и пошли. А там мы из-за чего-то поругались, и она ушла. А тут рядом Рич. Я ему давай на жизнь жаловаться. После выставки я за ним увязался. Так Рич меня успокоил, спать уложил, на ночь Омара Хайама почитал.

– А откуда такое имя необычное?

Рич рассказал, что вырос в семье посла Нидерландов в России. Папа голландец, мама из Ирака. Родители постоянно ссорились и почти не занимались его воспитанием. В 13 лет Рич ушел из дома. Скитался по глухим деревням с подростками-бродягами. Со своим смуглым лицом он смахивал на цыгана. Однажды прибился к табору, и его приняли за своего и даже завели разговор на цыганском. Он ничего не понимал, но уже через неделю освоил. В таборе он научился ездить на лошади и ловить рыбу сетями. Но потом сбежал, не в силах терпеть грязь и безучастие кочевой жизни.