Жан-Патрик Маншетт - Сколько костей!

Коччиоли между тем продолжал рассказ. Четыре или пять месяцев назад кто-то из сомнительных приятелей Переса предложил ему зарабатывать на жизнь, играя в карты и отмывая деньги в парижских и других казино, в основном в Нормандии, так как это ближе всего от Парижа. Перес согласился, даже не посоветовавшись с Коччиоли.

– Я составил рутинный рапорт, – сказал Коччиоли, – не указывая источник информации, и занимался этим делом шаляй-валяй. Учитывая ничтожность Переса, я не думал, что речь может идти о чем-то серьезном. Тем не менее, за три месяца через его руки прошло порядка пятидесяти миллионов старых франков. Иногда к нему присоединялся в казино другой тип, который тоже выигрывал. Возможно, были и другие игроки, которые играли в других казино, скажем, человек пять или шесть. Умножьте пятьдесят миллионов на пять или шесть, и у вас получится довольно круглая сумма.

– Он всегда играл с американцами?

– Да, почти всегда. Иногда с немцами, и один или два раза – с итальянцами.

– Вы докопались до источника денег?

– Я составил рапорт, – бесстрастно буркнул Коччиоли.

– А что потом Перес делал с деньгами?

– Он относил их по понедельникам владельцу одного бистро в квартале Сент-Огюстен. Разумеется, мне было любопытно узнать, куда перекачиваются деньги, но я не хотел прямо спрашивать об этом владельца бистро. Я решил взять его под наблюдение и выследить сам. Я бы мог попросить подкрепления, но тогда меня просто бы отстранили от этого дела.

– Вы преувеличиваете, – сказал я.

– Нет, – отрезал Коччиоли. – Потому, что меня отстранили от него, как только я вышел на типа, которому владелец бистро передавал деньги. Почтенный такой буржуа, с лентой Почетного легиона в петлице. Он приходил туда пить кофе, а потом спокойно возвращался в свой офис, но уже с чемоданчиком.

– Институт Станислава Бодрийяра, – вставил я.

Коччиоли бросил на меня косой взгляд.

– Вы правы. Это был Жорж Роз, директор.

– Я знаю.

Коччиоли откупорил бутылку открывалкой.

– Я составил новый рапорт в довольно категоричной форме, если вы понимаете, что я имею в виду.

Я кивнул. "Категоричный" в понимании Коччиоли означало, что в рапорте было много восклицательных знаков.

– Два дня спустя, – продолжал он, – мне на голову свалился комиссар Мадрье, что, по сути, было ненормально: странно, что дело было передано ему, а еще более странно, что так быстро. Он сказал мне, что я от дела освобожден.

– Как это?

– Он рассказал мне довольно правдоподобную историю о том, что он сам, лично, уже держал под наблюдением Институт Станислава Бодрийяра, что дело это слишком запутанное и он не спеша доведет его до конца, ну и все в таком роде.

Коччиоли вздохнул, взял свою бутылку и отпил сразу три четверти, после чего резким движением поставил ее на стол, так что из горлышка показалась пена.

– И Мадрье, как бы между прочим, спросил вас об источнике, – сказал я.

– Да, именно так, между прочим. Я ничего не сказал ему.

– Он выразил недовольство?

– Нет. Как правило, полицейские не называют своих осведомителей не только коллегам, но и друзьям.

– А потом на горизонте появился я?

– Не совсем. Сначала исчезла Филиппин Пиго.

– В самом деле?

– Клянусь здоровьем матери! У Марты Пиго была сестра в провинции, которая знала мою тетку. Разумеется, я не имел понятия о существовании ни сестры, ни Марты, ни Филиппин Пиго. Но им, Мадрье и компании, стало известно о косвенной связи между мной и Филиппин, которая могла быть моим источником информации. В результате Филиппин исчезла. Я думаю, что в ближайшее время ее труп будет обнаружен...

Я в свою очередь потянулся за пивом и, осушив бутылку, со вздохом вытер пену со рта. Шоффар машинально откупорил следующую бутылочку Кроненбурга и поставил ее передо мной.

– Спасибо, – поблагодарил я Шоффара и повернулся к Коччиоли. – Ну, а какая роль во всем этом отведена Фанчу Танги?

Коччиоли пожал плечами.

– Вполне вероятно, – вмешался Граццеллони. У него был спокойный, мягкий, бархатистый голос, который абсолютно не соответствовал внешности. – Вполне вероятно, что к этой истории он вообще не причастен. Фанч Танги работал во французском гестапо и в сорок четвертом году был убит партизанами. Мамаша Пиго, неизвестно на каком основании, вообразила, что он жив и похитил Филиппин. Ложный след, Тарпон.

– Марта Пиго, – сказал я, – была убита после того, как назвала имя Фанча Танги.

– Марта Пиго была убита потому, что она была матерью Филиппин и могла знать больше, чем нужно, об Институте Бодрийяра. Больше ничего.