Сергей Гайдуков - Музыка в сумерках

— Хрен его знает, — напряженным голосом ответил Николай, уставившись в стену.

— Значит, надо у него спросить, — подсказал я.

— У кого? — не понял Николай.

— У хрена, который знает.

— Да, само собой, — кивнул Николай. — Я ему позвоню. Он мне скажет. Завтра вечером.

— Значит, ехать надо завтра? — уточнил я.

— Ага. — Николай запустил руку с платком под рубашку. Очевидно, вытирал пот под мышками. — Завтра, как стемнеет.

— Хорошо. — Я обрадовался, что сумел все выяснить и тем самым заработал полное право выставить клиента за порог. — Значит, до завтра?

— Чего до завтра? — непонимающе посмотрел на меня Николай. — Кого до завтра?

— Встретимся завтра. Я подготовлю машину, и вы узнаете маршрут. Так?

— Ни хрена, — покачал головой Николай. — Ты готовь машину. А я посплю тут у тебя. Спать охота.

Не то чтобы я был очень негостеприимным человеком. Просто настроения ночевать в одной квартире с малознакомым и, мягко говоря, странноватым мужчиной у меня в тот вечер не было. Я решил позвонить Генриху и предложить ему забрать своего протеже туда, где он его взял.

Я снял телефонную трубку и не услышал гудков.

— Что за черт?! — раздраженно пробормотал я, пару раз стукнул по рычажкам, но аппарат не ожил. Я приподнял телефон, потянул за провод...

— Это я сделал, — гордо сказал возникший вдруг позади меня Николай. Эти три слова были произнесены с такой неподдельной гордостью, словно перерезание телефонных проводов было весьма достойным взрослого мужчины занятием. Занятием, заслуживающим уважения и почитания.

Мне же захотелось разбить об эту почтенную голову молчаливый телефонный аппарат.

Но я досчитал до десяти, а потом подумал, что ни к чему ломать аппарат, который стоит денег. В отличие от головы моего клиента, которая явно не стоит и копейки.

— И зачем это? — спросил я, аккуратно ставя телефон на место.

— Нельзя звонить, — шепотом сказал Николай. — Никуда нельзя звонить. Я-то знаю. А ты не знал, поэтому я сразу... — и он задвигал пальцами, показывая, как именно поступил с телефонным проводом. — Звонить можно только им. Я сам завтра позвоню.

— Им? Кому — им?

Николай махнул на меня рукой.

— Лучше уж ты не суйся... — сказал он устало. — Твое дело баранку крутить. Туда и обратно.

— Да-да, конечно, — торопливо согласился я. — И ботинки в придачу.

— Вот видишь, — усмехнулся Николай. — А все ломался... Оказывается, тебе нужны ботинки. Хорошие итальянские ботинки. Я купил их в Риме...

— Да ну?

— Честное слово, — сказал он и медленно, старческой походкой, потащился к дивану. Там его ноги вдруг подкосились, и Николай рухнул. В следующую секунду он уже спал.

Я изумленно покачал головой: поверить во все это было невозможно. Но поверить было нужно.

Выключив в комнате свет, я прошел на кухню. Не минеральной воды мне захотелось сейчас, нет. Я налил себе полбокала белого мартини, бросил туда пару кубиков льда и ломтик лимона. Это должно было помочь мне смириться с тем, что мой диван занят странным человеком, который никак не может унять дрожь в руках, от которого несет потом за километр, который рвется подарить мне свои ботинки, но в то же время считает вполне естественным перерезать телефонные провода в чужой квартире...

И еще я подумал, что вряд ли этого человека когда-либо выпускали дальше соседней области. Какой уж там Рим...

Я также подумал, что двести долларов запросто могут оказаться фальшивыми. Ох, Генрих... Где ты берешь таких клиентов?!

Из комнаты послышалось тихое невнятное бормотание. Я допил мартини и на цыпочках прошел из кухни по коридору, прислушиваясь к доносившимся из темноты словам.

— Он должен заниматься, — раздалось от дивана. — Хр-р-р... О! Да... Ребенок должен заниматься музыкой.

Я едва не переспросил «что?», но спохватился. Николай говорил во сне. И он говорил довольно странные веши. Впрочем, бодрствуя, он говорил так же малопонятно.

— Ребенок должен заниматься музыкой, — повторил он через несколько минут и повернулся на другой бок.

«Черт-те что творится у этого типа в голове», — подумал я и собрался идти на кухню, чтобы повторить прием лекарственного напитка, но тут Николай вновь подал голос.

— Я же вас всех достану, гады, — прошептал он. — Все в землю ляжете... Это же так естественно....

Я понял, что мне надо срочно ложиться спать. Иначе почудится еще какая-нибудь ерунда, как, например, сейчас. Мне послышалось, что последнюю фразу Николай произнес по-английски. Причем акцента там было ноль целых ноль десятых.