Сергей Гайдуков - Музыка в сумерках

За пять месяцев до того, как я обнаружил в своем почтовом ящике черный конверт... Или за шесть? Во всяком случае, это было летом. Стояла удушающая жара, и в телевизоре каждый день солидные с виду мужчины по-бабьи причитали над судьбой урожая зерновых... Солнцу было глубоко начхать на это, и каждое утро оно принималось за свое.

Что касается меня, то я материл солнце совсем по другой причине: из-за него я не мог работать. Я расхаживал по квартире в одних трусах, предварительно раскрыв настежь все окна... И все равно пот лил с меня ручьем. Потом я ложился на диван в наивной надежде замереть без движения и тем спастись... Но и это не помогало.

Обычно к двенадцати часам дня я забирался в ванну, наполненную чуть теплой водой, ставил на пол телефон и двухлитровую бутылку минеральной воды, только что вынутую из холодильника. Так я вел свои дела.

Генрих, постоянный поставщик клиентов, звонил мне каждый день и призывал взять себя в руки.

— Я вчера слушал прогноз погоды, — вкрадчиво говорил он. — Сказали, что в конце недели наступит похолодание...

— Вот когда наступит, тогда и займусь этим делом, — непреклонно отвечал я.

— Дама очень спешит, — старался уломать меня Генрих. — Она не будет ждать перемен в погоде, она уйдет к другим...

— И черт с ней.

— Черт с тобой! — не выдерживал Генрих и бросал трубку. На следующий день в трубке, которую я держал в мокрой руке, раздавалось:

— Ладно, слушай. Один банкир хочет удостовериться, что его жена не наставляет ему рога... Она уехала в отпуск, так что надо за ней отправиться. Клиент оплачивает самолет, гостиницу, все издержки! Лучшего предложения я и не вспомню! Соглашайся!

— Самолет? — лениво спрашивал я. — И куда это мне нужно за ней лететь?

— Она отдыхает в Ялте...

— Нет! Никогда! Там еще жарче, чем здесь! — кричал я. Мысль о том, что я буду шестнадцать часов в день мотаться по южному городу за какой-то банкиршей, была мне глубоко противна. Как и любая мысль, связанная с необходимостью вылезать из ванны.

Я просыпался, смотрел на висящий за окном термометр, видел красный столбик, поднявшийся выше отметки +30°С, и это зрелище мгновенно вгоняло меня в депрессию.

Не знаю, как долго бы это продолжалось, если бы однажды вечером в очередной раз не позвонил Генрих.

— Слушай, бездельник, — сказал он. — Я твой ангел-хранитель. Ты это знаешь?

— А удостоверение у тебя есть? — сварливо спросил я. — С печатью?

— Не хочешь вылезать из квартиры — ладно. Я нашел клиента, который сам придет к тебе домой.

— Зачем?

— Он нуждается в человеке, который сопровождал бы его во время встречи. Ночью. Это как раз для тебя. Ночью, как ты понимаешь, не так жарко, как днем. Можешь подстраховаться и надеть панаму...

Короче говоря, в семь часов вечера этот человек позвонил в мою дверь. Я открыл ему, будучи одет в белые шорты и шлепанцы. Мой гость скептически оглядел меня, но ничего не сказал. Сам он был в светлых брюках и майке-поло. Ему было лет тридцать, и ему было так же жарко, как и мне. В кулаке гость держал платок, и каждые пять минут платок впитывал в себя пот с висков, лба и шеи визитера.

— Николай, — сказал он. — А вас зовут Костя, я знаю... Выключите эту дурацкую музыку!

Сказано это было резко. Пожалуй, даже зло. Я вздохнул — не надо было слушать Генриха, не надо было соглашаться на это дело... Приходят всякие Николаи и командуют с порога, что мне делать.

Однако сожалеть было поздно. А препираться из-за включенного магнитофона — глупо и лениво. Я щелкнул клавишей. Гость хмуро кивнул и сел на диван.

Некоторое время он осматривал комнату, одновременно барабаня пальцами по своей коленке. Потом посмотрел на меня и спросил озабоченно:

— У тебя пожрать ничего нет? Я уже сутки ничего не ел...

Последние дни я хотел только пить и о еде не думал вообще. Для очистки совести я заглянул в холодильник, но там обнаружились лишь окаменелый печеночный паштет и пустая коробка из-под плавленого сыра «Виола».

О чем и было доложено Николаю. Он воспринял известие как должное, понимающе покачав головой.

— Ну и хрен с ним, — все так же резко сказал он, словно кто-то только что пытался ему доказать исключительную важность приема пищи в вечернее время. — Не в еде счастье. Мне вообще надо худеть.

Я не стал спорить, хотя, на мой взгляд, лишнего веса у Николая не было. А его лицо вообще казалось истощенным долгой голодовкой.

И еще — его руки. Они никак не могли успокоиться. Они совершали какие-то движения: Николай либо хлопал себя по коленям, либо вытирал пот с лица, либо потирал небритые щеки, либо теребил обивку дивана, либо... Мне сразу захотелось подарить ему наручники на день рождения.