Сью Графтон - «Б» – значит безнаказанность

Сержанту на вид было под сорок; в плотно облегавшей фигуру форме он казался этаким крепышом. В нем было фунтов двадцать лишнего веса, но это казалось даже пикантным, хотя склонность к полноте явно грозила перерасти в дальнейшем в серьезную проблему. Коротко подстриженные темные волосы, гладкое круглое лицо, на безымянном пальце левой руки след от обручального кольца, которое он, по всей видимости, снял совсем недавно. Он оторвал взгляд от пишущей машинки и посмотрел на меня. У него были голубые с зеленоватым оттенком глаза.

– Можете что-нибудь добавить к сказанному? – спросил он.

– Ее соседка по флоридскому кондоминиуму обещала прислать мне авиабилет, по которому та, очевидно, прилетела в Майами. Надо посмотреть – возможно, что-то и прояснится. Ее подружка по имени Пэт Ашер божится, что провела с Элейн Болдт пару дней, прежде чем та уехала в Сарасоту. Впрочем, я не очень-то ей доверяю.

– Она скорее всего сама объявится. Такое бывает. – Он достал скоросшиватель и скрепил формуляр. – Вы служили в полиции, угадал?

– Недолго, – ответила я. – Не судьба. Полагаю, оказалась не слишком дисциплинированной для этой работы. А вы? Вы давно в полиции?

– Восемь лет. До этого был коммивояжером. Продавал лекарства от компании "Смит, Кляйн и Френч". Надоело кататься в разбитой машине и вешать врачам лапшу на уши. Сплошное надувательство. Как и везде, впрочем. Болячки – это тоже бизнес. – Он посмотрел на свои руки, затем снова перевел взгляд на меня. – Что ж, ладно. Надеюсь, ваша мадам найдется. Сделаем, что сможем.

– Спасибо. Позвоню вам на этой неделе. – Я взяла сумочку и направилась к выходу.

– Постойте, – окликнул он меня.

Я оглянулась.

– Мне нравится ваша шляпка.

Я улыбнулась.

Проходя мимо стойки дежурного, я заметила возле отдела дознаний лейтенанта Долана; он беседовал с чернокожей женщиной-полицейским в форме. Долан рассеянно посмотрел в мою сторону, и в следующее мгновение по его взгляду я поняла, что он меня узнал. Он тут же оборвал разговор и поспешил к стойке. Лейтенант Долан уже разменял шестой десяток; у него квадратное лицо с дряблой обвисшей кожей и большая лысина, которую он тщательно маскирует с помощью того немногого, что еще осталось от его шевелюры. Если в нем и есть какое-то мужское тщеславие, то проявляется оно, пожалуй, только в этом. Могу представить, как по утрам он стоит в ванной перед зеркалом, пускаясь на немыслимые ухищрения, чтобы скрыть все более широкие границы голого черепа. На нем были узенькие очечки без оправы, по-видимому, совсем новые – потому что он никак не мог поймать меня в фокус. Сначала попытался воззриться, взглянув поверх стеклышек, напоминавших полумесяцы, затем – из-под них, наконец снял очки и сунул их в карман серого потрепанного пиджака.

– Кинси, привет. Ведь мы не виделись с той самой злосчастной перепалки. Как ты, уже отошла?

Я почувствовала, что краснею. Две недели назад я кое-кого пристрелила в процессе следствия и теперь всячески избегала этой темы. Его слова неприятно резанули слух – стало ясно, насколько сильно было мое желание забыть. Я не хотела заново переживать этот инцидент и заставила себя выбросить его из памяти. Вспоминать не хотелось, как не хочется вспоминать сон, в котором ты оказываешься в общественном месте в чем мать родила.

– Нормально, – проронила я, отводя взгляд. Передо мной, точно в фотовспышке, возникла картина ночного пляжа – в глаза снова ударил луч света, когда кто-то открыл крышку мусорного бака, в котором я пряталась. Даже не помню, как у меня в руке оказался пистолет – как будто я проходила тест на реакцию, – и я начала стрелять, израсходовав при этом патронов куда больше, чем диктовалось необходимостью. В замкнутом пространстве металлического бака от звука выстрелов можно было оглохнуть; у меня в ушах еще долго стоял шум, напоминавший шипение газа, когда тот под давлением вырывается из пробитого газопровода. Видение исчезло так же внезапно, как и появилось; передо мной снова стоял лейтенант Долан, который – судя по выражению его лица – уже понял, что сморозил явно не то.

Мои отношения с Коном Доланом, холодные и подчеркнуто вежливые, всегда были проникнуты духом конкуренции и основывались на взаимном уважении, хоть и не ярко выраженном. Вообще-то он терпеть не мог частных детективов. Считал, что мы должны заниматься своим делом, – при этом не объясняя, что имеется в виду, – предоставив защиту правопорядка профессионалам вроде него. В душе я почему-то верила, что когда-нибудь мы будем мирно сидеть за чашечкой кофе, обмениваясь уголовными сплетнями, точно две старушки, но его слова подействовали на меня как-то обескураживающе – хотелось провалиться сквозь землю. Когда я снова взглянула на него, на лице его было бесстрастно-услужливое выражение.