– Никого, – коротко ответил Пелли. – Мы берем обеты бедности.
Один из братьев предложил мне еще кофе; кофе был такой слабый, что пить его было почти невозможно, но я в рассеянности согласилась.
– Вы получили акции десять лет назад. И за это время их мог взять любой, у кого был доступ к сейфу. Любой, как-то связанный с этим местом. Какова текучесть «кадров» среди ваших монахов?
– Вообще-то их называют послушниками, – вмешался Яблонски. – Монахи все время находятся в одном и том же монастыре, а наши послушники странствуют по всему свету. Что вы имеете в виду, говоря о текучести? Каждый год ученики заканчивают школу – одних посвящают в сан, другие решают, что монастырская жизнь не для них. Среди священников тоже постоянны перемены. Преподаватели из других доминиканских заведений приезжают к нам, и наоборот. Вот отец Пелли недавно вернулся из Сиудад-Изабеллы. Он учился в Панаме и любит провести там какое-то время.
Так вот почему он такой загорелый.
– Вероятно, мы можем исключить тех, кто перешел в другие доминиканские монастыри. А как насчет молодых людей, которые вообще ушли из ордена за последние десять лет? Вы не могли бы разузнать, не получал ли кто-нибудь из них наследства?
Пелли презрительно пожал плечами:
– Могу, но мне крайне неприятно это делать. Стефан сказал вам: некоторые юноши обнаруживают, что монастырская жизнь их не устраивает. Обычно это происходит не из-за недостатка роскоши. Дело в том, что мы тщательно просеиваем кандидатов, прежде чем они становятся новообращенными. Думаю, мы бы заметили склонность к воровству.
В этот момент к нам присоединился отец Кэрролл. Трапезная опустела. Группа молодых людей стояла, беседуя, в дверях, кое-кто посматривал на меня. Настоятель повернулся к братьям, медлившим за нашим столом:
– Разве у вас нет экзаменов на следующей неделе? Может, вам лучше позаниматься?
Те, несколько пристыженные, поднялись, и Кэрролл сел на одно из опустевших мест.
– Ну как успехи?
Пелли нахмурился:
– Мы выслушали дикие обвинения в адрес церкви в целом и выдержали яростную атаку, в частности, на молодых людей, которые покинули орден за последние десять лет. Не того я ожидал от девушки-католички.
Я развела руками:
– Ко мне это не относится, отец Пелли. Я не девушка и не католичка... Мы действительно зашли в тупик. Мне придется поговорить с Дереком Хэтфилдом, не скажет ли он, какие соображения имеет ФБР на этот счет. Вам надо найти человека, имеющего тайный счет в банке. Может быть, это окажется один из братьев ордена, а может, моя тетя. Хотя если она и украла деньги, то, конечно, не для себя. Она живет очень скромно. Но, возможно, она увлечена чем-то, мне неизвестным, для чего и понадобились эти деньги. Что, кстати, можно сказать и о любом из вас.
Роза в роли Торквемады [1] – эта мысль доставила мне удовольствие, но никаких реальных доказательств подобной версии не было. Трудно представить, чтобы она испытывала к кому-то или чему-либо даже простую симпатию, а уж пойти на воровство...
– Как финансовый поверенный, отец Пелли, вы, вероятно, знаете, проверялись ли когда-нибудь эти акции на подлинность. Если нет, то, возможно, вы просто получили фальшивки.
Пелли покачал головой:
– Нам никогда это не приходило в голову. Не знаю, может, мы слишком далеки от светской жизни и потому не умеем обращаться с ценностями, но, кажется, никто из нас ничего подобного не делал.
– Возможно, – согласилась я и задала еще несколько вопросов Пелли и Яблонски, но они мало чем помогли. Пелли продолжал злиться на меня по поводу церкви и политики. А после того как я увеличила степень своей греховности, отказавшись от звания католической девушки, его ответы стали просто ледяными. Даже Яблонски не выдержал:
– Почему ты так придирчив к мисс Варшавски, Гас? Ну что из того, что она не католичка? То же самое можно сказать о восьмидесяти процентах населения мира. Это должно развивать в нас большую терпимость, вот и все.
Пелли окинул его ледяным взглядом, а Кэрролл сказал:
– Оставим критику до собрания ордена, Стефан.
– Простите, если я показался грубым, мисс Варшавски, – произнес Пелли. – Но это дело очень беспокоит меня, особенно потому, что я восемь лет был финансовым поверенным. И боюсь, мой опыт работы в Центральной Америке делает меня слишком чувствительным к критике в адрес церкви и к разговорам о политике.
Я помолчала некоторое время, потом сказала:
– Мне кажется, я не совсем понимаю вас.
Читать дальше