Сара Парецки - Приказано убить

Пелли опять улыбнулся:

– Миссис Вигнелли не производит впечатление женщины, которой нужна защита.

Я ухмыльнулась:

– Совершенно верно, отец Пелли. Но я не перестаю напоминать себе, что она постарела, что естественно для любого человеческого существа. И во всяком случае, она, кажется, немного напугана и удручена тем, что не сможет здесь больше работать.

Я откусила от сандвича: «крафт америкэн» после «стилтона» и «бри» – мой любимый сорт сыра.

– Надеюсь, она знает, что Августин и я тоже не имеем доступа к финансам монастыря до тех пор, пока дело не прояснится. Ее участь нисколько не отличается от нашей, – произнес Яблонски.

– А не мог бы кто-нибудь из вас позвонить ей? – спросила я. – Она почувствовала бы себя лучше. Думаю, вы знаете ее, достаточно хорошо и понимаете, что друзей у нее немного. Большую часть своей жизни она посвятила этому монастырю.

– Верно, – согласился Пелли. – Я не подумал, что рядом с ней один только сын. Она никогда не упоминала о вас, мисс Варшавски. Как и о других польских родственниках.

– Моя мать была дочерью ее брата, она вышла замуж за чикагского полицейского по фамилии Варшавски. Я всегда плохо разбиралась в родственных связях. Но разве то, что я наполовину полька, должно означать, что у нее есть польские родственники? Вы ведь не думаете, что я прикинулась племянницей Розы, чтобы проникнуть в монастырь?

Яблонски сардонически улыбнулся:

– Теперь, когда акции исчезли, нет смысла обманом проникать в монастырь. Если только вы тайно не влюблены в одного из братьев.

Я рассмеялась, но Пелли серьезно сказал:

– Полагаю, настоятель проверил ваше удостоверение личности.

– Какой смысл? Он же не нанимал меня. У меня действительно есть копия моей лицензии, но у меня нет доказательств, что я племянница Розы Вигнелли. Можете позвонить ей, если хотите.

Пелли поднял руку:

– Я не подозреваю вас. Просто беспокоюсь о монастыре. Огласка, которую получило это дело, отнюдь не доставляет нам удовольствия и вредна для этих молодых людей. – Он указал на старательно прислушивающихся к разговору юношей. При этом один из них покраснел от смущения. – Я действительно не хочу, чтобы кто-либо, будь это хоть племянник самого папы римского, мутил здесь воду.

– Я понимаю вас, так же как понимаю и Розу – очень удобно, держа ее за стенами монастыря, взвалить на нее всю вину. За ней ведь не стоит мощная организация с множеством политических связей. Как за вами, например.

Пелли холодно взглянул на меня:

– Не буду пытаться разубедить вас, мисс Варшавски. Очевидно, вы имеете в виду модный миф о политическом влиянии католической церкви, о прямой линии связи между Ватиканом и Джоном Кеннеди и тому подобную чепуху. Это даже не заслуживает обсуждения.

– А я полагаю, мы могли бы прекрасно поговорить на эту тему, – возразила я. – Например, об отношении к абортам. Или как пасторы стараются повлиять на прихожан, чтобы они голосовали за угодных церкви кандидатов, невзирая на их профессиональную непригодность. Или, может, вам хочется обсудить отношения между архиепископом Фарбером и старшим офицером полиции Беллами или даже между ним и мэром?

Яблонски обратился ко мне:

– Я считаю, что, пытаясь всеми возможными способами противиться абортам, пасторы всего лишь выполняют свой долг, даже если для этого им приходится побуждать своих прихожан голосовать за кандидатов, выступающих за отмену абортов.

Я почувствовала, как кровь ударила мне в голову, но улыбнулась.

– Мы никогда не сойдемся во мнениях, является ли аборт проблемой морали или личной проблемой женщины и ее врача. Но ясно одно – это в высшей степени политическая проблема. Многие люди внимательно следят за отношением католической церкви к этому вопросу. Закон о налогообложении гласит, что церковь имеет статус учреждения, не подлежащего налогообложению, следовательно, она должна держаться от политики как можно дальше. Так что когда епископы и аббаты используют свой сан, чтобы проталкивать тех или иных политических кандидатов, они ставят под угрозу этот статус церкви. Но до сих пор ни один налоговый судья не захотел взяться за католическую церковь, что само по себе говорит о многом.

Пелли покраснел от злости под своим загаром.

– Я полагаю, вы не имеете ни малейшего понятия, о чем говорите, мисс Варшавски. Может, вы ограничитесь тем вопросом, ради которого сюда приехали?

– Прекрасно, – ответила я. – Давайте сконцентрируемся на монастыре. Нет ли здесь кого-либо, кто был бы заинтересован подобраться к этим пяти миллионам долларов?