2
Когда я в очередной раз оторвал голову от подушки, выскочив на несколько секунд из душных и странных коридоров, куда меня занесло очередное сновидение, то увидел темноту за окном. Стало быть, пора.
Я сполз с дивана, медленно поднялся на ноги, опершись на журнальный столик. Перевел дух после этого чрезвычайно выматывающего занятия.
Стараясь держаться поближе к стене, я двинулся в ванную комнату, где побрызгал в лицо холодной водой. Не лучший способ пробуждения, но другого придумать не удалось.
Бриться я не рискнул — слишком дрожали пальцы. Я просто еще раз посмотрел в зеркало и подмигнул собственному отражению. Это опрометчивое движение причинило мне небольшую, но ощутимую боль. Хорошо же я провел вчера время. Не без трепета я оттянул резинку трусов и осмотрел свое самое уязвимое место. По первому впечатлению все было на месте. Ну что ж, в такой день и это радость. Могло быть и хуже.
Память услужливо выдала образ сверкающего кожаного ботинка, который летит на встречу с моим лицом. Жутковатое зрелище. Я также вспомнил и о своей не очень удачной попытке увернуться от удара. Ну да об этом можно догадаться при первом взгляде — в зеркало. Во всяком случае, сегодня вечером мне не нужно было участвовать в городском конкурсе красоты в категории «тридцатилетние холостые мужчины с отвратительным настроением». А сам я был в состоянии существовать со своим лицом и в нынешнем его виде. На этот счет комплексов у меня не было.
Голова гудела как древний и не совсем исправный трансформатор. Я прошел на кухню, вытряхнул из коробки последнюю таблетку аспирина и растворил ее в стакане воды. И едва я пригубил спасительную жидкость, как в дверь позвонили.
Я наскоро заглотал содержимое стакана и пошел открывать. Это, должно быть, Генрих. Больше некому.
Он пришел оценить мое вечернее состояние. Ну-ну. Я выгляжу чуть получше, чем утром (так мне по крайней мере кажется). Меня уже не шатает — Ну, почти не шатает.
У меня вовсе не мутный взгляд. И на всякий случай я буду смотреть в пол.
Короче говоря, я постараюсь произвести на Генриха хорошее впечатление, потом одолжу у него денег, а потом…
Это был не Генрих. Это был дважды не Генрих. Я не знал ни одного из тех двоих мужчин, что стояли на лестничной площадке перед моей дверью.
— Здрас-с-сть, — автоматически вырвалось у меня.
— Добрый вечер, — вежливо сказал мне полный мужчина лет сорока в милицейской форме. Вторым был молодой белобрысый парень в штатском. Он приветственно кивнул, не вынимая рук из карманов длинного темно-зеленого плаща.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Я тупо уставился на погоны толстяка, пытаясь сосчитать звездочки. Белобрысый, откровенно ухмыляясь, разглядывал мои полосатые трусы. Я ведь шел открывать Генриху, а тот неоднократно лицезрел меня в нижнем белье. Для этих двоих все было в новинку.
— Капитан Панченко, — наконец представился полный, и я облегченно вздохнул, потому что число звездочек на его погонах все время менялось (так казалось мне).
— Ну и? — Я все еще переживал, что за дверью оказался не Генрих, и испытывал легкое разочарование. И не торопился приглашать непрошеных гостей в квартиру.
— Двенадцатое отделение, — продолжил Панченко и показал удостоверение.
— Мы можем войти?
— Ко мне?
— К вам, — едва ли не просящим тоном сказал Панченко, — Если, конечно, вы Шумов Константин Сергеевич.
Я слегка пораскинул мозгами и пришел к выводу, что гостей стоит впустить.
Во-первых, моя фамилия действительно Шумов. А во-вторых, отправлять милиционеров к чертовой матери — занятие поразительно неблагодарное!
Они, как правило, потом возвращаются, причем в гораздо большем составе, увешанные бронежилетами, автоматами и переговорными устройствами. Самолюбию может быть и лестно, что власть решается беседовать с вами в количестве не меньше десятка вооруженных до зубов мужиков. Однако при таком повороте событий обычно страдают двери, которые эти мужики походя высаживают. И не утруждают себя восстановлением порушенной мебели.
Так что моя любезность носила сугубо прагматический характер.
— Ну заходите, раз пришли, — вяло пробормотал Я. — Вытирайте ноги.
— Непременно, — самым серьезным тоном отозвался капитан Панченко, а белобрысый снова заухмылялся. Правда, ноги он вытер. Я специально проследил за этим.
За властью нужен глаз да глаз. Итого два глаза. Чуть припухшие, но они у меня были.
Они вошли в квартиру, и я неопределенно махнул рукой в сторону одежной вешалки — Мой намек был понят.
Читать дальше