Сергей Гайдуков - Вендетта по-русски

— Откуда ты знаешь про пять пар белья? — изумленно произнес Булгарин, — Что, Женька тебе разболтала?

— Когда мужчина бросает женщину безо всяких объяснений и без копейки денег, он не вправе рассчитывать, что она станет хранить его секреты, — сказал я. Что-то меня потянуло на морализаторство. — Я думаю, что она расскажет про твои трусы и в милиции. Польскую границу придется переползать на пузе. Глубокой ночью.

— Значит, у меня совсем мало времени, — сделал вывод Булгарин. — Ладно, вот двадцать пять тысяч долларов. — Он ласково похлопал по чемодану. — Давай бумажки, да я побегу. И еще одна просьба: помалкивай о том, что знаешь. За такие бабки можно и помолчать.

— У тебя в руках что? Чемодан, — напомнил я. А у меня — пистолет.

Наверное, я его не просто так с собой таскаю.

— Наверное, нет, — осторожно согласился Булгарин. — А зачем?

— Как средство убеждения, — пояснил я. — В данный момент мне надо тебя убедить двигаться вон в том направлении. — Я показал на здание цирка. — Польша в другую сторону, я понимаю, но тем не менее…

— Двадцать пять тысяч, — снова затянул свою песню Булгарин, но я ткнул его стволом «ТТ» в бок, и песня оборвалась.

В центр сооружения можно было попасть по трем широким проходам, находившимся под прямым углом друг к другу. Мы шли по среднему проходу.

Булгарин настороженно вертел головой по сторонам, рискуя споткнуться и полететь наземь.

— Что за темень, — недовольно бурчал он.

— Сейчас будет светлее, — пообещал я. Тут я не соврал. Над ареной перекрытий не было, и четверо мужчин стояли под темно-серым утренним небом, поеживаясь от холода. Двое курили, и один из курящих носил фамилию Семенов.

— Это еще кто? — Булгарин встал как вкопанный, едва мы вышли из коридора на открытое место. — Кто это такие?

— Сейчас узнаешь, — пообещал я. — Сейчас ты все узнаешь.

— Продал меня, да? — прошипел Булгарин, выставляя вперед чемодан и прикрывая им живот как щитом. — Не продешевил, нет? Он бурчал еще что-то такое же злобное, а я подумал, что мы стоим на арене, а на арене должны быть опилки. А опилки почему-то ассоциировались у меня с какой-то песней Высоцкого, где были слова «…но в опилки он пролил досаду и кровь». Не самая подходящая ассоциация.

— Константин Сергеевич, — это был первый. Сегодня он был подчеркнуто вежлив и корректен. Не спешил заехать мне ногой в морду. То ли присутствие Николая Николаевича его сдерживало, то ли «ТТ» в моей руке. — Константин Сергеевич, мы готовы дать вам гарантию безопасности, если вы передадите нам интересующие нас документы… А это еще кто? — уставился он на Булгарина.

— Я знаю, кто это такой.

Невысокий человек в темно-зеленом плаще и темных очках неторопливо шагнул к первому. Уж не знаю, зачем Николаю Николаевичу были нужны в такой темноте солнцезащитные очки… Хотя, я слышал, что умельцы из ФСБ могут нашпиговать в очки едва ли не компьютерную систему. Надеюсь, что у него все-таки не были вмонтированы в оправу крупнокалиберные пулеметы. Он же не Джеймс Бонд.

— Я знаю, кто это такой. Здравствуйте, Олег Петрович, — ровно и бесстрастно произнес Яковлев. — Давно не виделись. Когда он говорил это, его лицо оставалось совершенно неподвижным, что напоминало чревовещательские фокусы. Но все оказалось гораздо проще, когда Николай Николаевич подошел поближе — его щеки и подбородок оказались изуродованы страшными шрамами, что вызвало, наверное, повреждение мышц лица.

— Здравствуйте, — упавшим голосом ответил Булгарин. И тяжело вздохнул.

Он напоминал в этот момент напроказившего школьника, неожиданно наскочившего на строгого директора. Чемодан лишь усиливал сходство.

— Живой писатель — это вы? — спросил Яковлев.

— Что? — не понял Булгарин, но на всякий случай отступил назад.

— Он, — подтвердил я и вытащил из-за пазухи зеленую папку. — А вот его произведение. Хотите ознакомиться?

— Я полагаю, что вы затем ее сюда и принесли, Константин Сергеевич, — сказал Яковлев. — А в вас, Олег Петрович, я сильно разочаровался.

Булгарин скривился, как от боли, и еще сильнее прижал чемодан к животу, словно это могло его каким-то образом спасти.

— Итак, сделка? — предложил я. — Вот вам живой писатель вместе со своим произведением. Единственный экземпляр, между прочим. Передаю вам в пользование, как и то, что я забрал в квартире Леонова. Вы оставляете меня в покое.

— Хорошая сделка, — кивнул Яковлев.

— Продал меня, сволочь, — с болью в голосе сказал Булгарин и как-то странно скрючился.