Сью Графтон - «О» - значит омут

Интересно, что они задумали. Знал ли Уокер, что Майкл Саттон убит? Договаривались ли они об этом? Корсо будет сражаться, а Уокер предъявит свое алиби? Как насчет риска для Джона, чью машину видели на месте преступления? Кажется ясно, что Уокер не собирается покидать город, по крайней мере, в следующие полчаса. Так что, возможно, поводом встречи было рассказать все Уокеру, перед тем, как Джон исчезнет сам.

Все это выглядело таким бессмысленным. Если Генри был прав насчет закапывания маркированных денег, я не могла понять, почему любой из них мог чувствовать себя в опасности. Единственное, что против них было — это невразумительный рассказ шестилетнего ребенка, который не видел ничего криминального. Если слухи о моем расследовании дошли до Уокера, он мог заинтересоваться, но вряд ли это вызвало такие радикальные действия. Убийство Майкла Саттона было неправильным расчетом, чрезмерной предосторожностью. Возможно, они не поняли, что Майклу никто не верил, и поэтому он был безобиден.

Мой курс в настоящее время был установлен, и я держалась его. Если б я не решила съездить к дому Корсо, я бы не преследовала сейчас их двоих, бесконечно гадая, почему они вместе и что собираются делать. Наверное, я узнаю.

Впереди Джон свернул на Литтл Пони Роуд и повернул налево. На вершине холма он остановился на красный свет. Я была на три машины позади. Если он меня заметил, то не подавал вида. Он аккуратно свернул налево и поехал в сторону пляжа.

Они ищут уединенное место? Из их маршрута я смогла сделать только такой вывод. Зачем им вообще нужно уединение, когда они могли поговорить по телефону? Конечно, они не думали, что линия может прослушиваться. Это уж слишком параноидально.

Я увидела, как «ягуар» притормозил и снова свернул налево, на улочку без названия, знакомую мне по прошлым временам. Они ехали в Парк Страсти, маленький парк, который был закрыт в течение двух лет, после пожара.

Вот что пришло мне в голову: что, если Джон проводит быструю кампанию зачистки, уничтожая всех, кто представляет угрозу для него? Он собрался исчезнуть в неизвестном направлении. Теперь, когда Саттон убран с дороги, был ли Уокер следующим?

Я остановила машину на краю дороги, вышла, не выключая мотор, и осторожно дошла до поворота. Масса цветущей бугенвиллии заслоняла вход в парк. Я поднялась на цыпочки и выглянула. «Ягуара» не было видно. Цепь, которая была натянута поперек дороги, лежала на земле. Я вернулась в машину и подождала. Дорога, ведущая вверх, на стоянку, была узкой, с поворотами, достаточными, чтобы притормозить любую машину. Я не могла себе позволить последовать за ними и упереться Джону в бампер.

Если эти двое решили провести время наверху, я должна дать им десять минут, которые потребуются, чтобы припарковать машину и вскарабкаться на вершину.

Если Джон собирается продырявить Уокеру голову, я единственная, кто, хотя бы отдаленно, в курсе дела. Я воспользовалась временем, чтобы открыть багажник и вытащить Хеклер и Кох из своего запертого кейса.

Уокер карабкался на холм в нескольких шагах позади Джона. Он проснулся рано, впервые ощутив себя в мире с собой за многие недели. Он чувствовал себя хорошо. У него была энергия и оптимизм. Он внезапно повернул за угол. Он понятия не имел, почему и когда произошло изменение. Когда он открыл глаза этим утром в мотеле «Пеликан», вид, который обычно нагонял на него депрессию, оказался вполне приемлемым. Он бы предпочел быть дома, с женой и детьми, но сейчас подходило и это. До него дошло, что ощущать себя чистым и трезвым, гораздо лучше, чем самые прекрасные моменты пьянства. Ему больше не хотелось жить так, как он жил раньше, от выпивки до выпивки, от одного похмелья до другого. Как будто свалились тяжелые цепи. Демоны больше не держали его, и он чувствовал себя легким, как воздух.

Битва еше не окончена. В пять часов ему, возможно, снова захочется выпить. Но теперь он знал, что ему нужно только делать то, что он делал последние десять дней. Просто не пить.

Просто не подчиняться. Просто думать о чем-нибудь другом, пока сильное желание пройдет.

Трезвость в течение десяти дней не убила его. Это алкоголь его убивал. Отсутствие алкоголя нужно отпраздновать — и не выпивкой, или сигаретой, или таблеткой, или чем-нибудь еще, что может встать между ним и его душой.

Если бы он мог связать с чем-нибудь свое хорошее самочувствие, это было бы его решение пойти в полицию и сознаться. В своем разговоре с Джоном он утверждал, что все еще колеблется, но это было неправдой. Он спрашивал себя, не было ли это эйфорией, подобной той, которую испытывает человек, решившийся на самоубийство. Признание будет концом жизни, которую он знал, и это его не смущало. Он вынесет все — стыд, унижение, публичное наказание. Двадцать один год назад он совершил необратимый поступок. Избежать судьбы было невозможно, и теперь он это понимал. Пьянство давало иллюзию, что он избежал чего-то, но он не смог снять груз со своей души. Признание сделает это, и он примет на себя всю ответственность.