Харлан Кобен - Обещай мне

В трубке снова послышались какие-то слова.

— Рядом со мной находится один человек…

Целый взрыв оживленной речи.

— Пожалуйста, Кэти, выслушай меня. Его зовут Майрон Болитар. Он из Ливингстона. Он не желает тебе зла. Как он узнал… это трудно объяснить… Нет, конечно, я ничего не говорила! Он достал распечатки звонков, я толком не поняла, но он заверил, что ничего не скажет отцу…

Снова целый поток эмоций.

— Нет-нет, он этого не делал. Он хочет всего лишь поговорить с тобой. Мне кажется, ты должна его выслушать. Он разыскивает другую пропавшую девушку, Эйми Биль… Знаю, знаю, я говорила ему. Просто… не вешай трубку, ладно? Я передаю телефон ему.

Джоан Рочестер протянула ему мобильник, и Майрон выхватил его, боясь, что столь долгожданный контакт может прерваться. Он выдохнул и произнес как можно спокойнее:

— Привет, Кэти. Меня зовут Майрон.

Таким голосом ведущие на независимых радиостанциях принимают ночные звонки.

Кэти, однако, была близка к истерике.

— Что вам от меня нужно?

— Я просто хочу задать несколько вопросов.

— Я ничего не знаю об Эйми Биль.

— Если бы ты просто сказала мне…

— Вы отслеживаете звонок, так ведь? — Ее голос сорвался. — По приказу отца! Держите меня на линии, чтобы он отследил место!

Майрон начал было рассказывать, что узнал от Беррути насчет отслеживания звонков, но Кэти не дала ему договорить.

— Оставьте нас в покое!

И повесила трубку.

Как в дешевом телесериале, Майрон несколько раз произнес: «Алло! Алло!» — но знал, что Кэти Рочестер повесила трубку и исчезла.

Какое-то время они с Джоан посидели в молчании.

— Мне очень жаль, — сказала Джоан Рочестер.

Майрон кивнул.

— Я старалась.

— Я знаю.

Она поднялась.

— Вы расскажете Дому?

— Нет, — ответил Майрон.

— Спасибо.

Он снова кивнул, и она ушла. Майрон тоже поднялся и направился в другую сторону. По дороге он достал мобильник и нажал клавишу быстрого набора номера Уина. Тот сразу взял трубку.

— Излагайте!

— Это была Кэти Рочестер?

Майрон предполагал, что Кэти не захочет говорить, и принял кое-какие меры. Уин находился на Манхэттене и был готов проследить за ней. Так было даже лучше. Она приведет его туда, где прячется. Уин проследует за ней и все узнает.

— Похоже на то, — подтвердил Уин. — Ее сопровождал темноволосый рыцарь.

— А теперь?

— Повесив трубку, она и вышеозначенный рыцарь направились в центр города пешком. Кстати, у рыцаря в наплечной кобуре имеется пистолет.

Это плохо.

— Ты следишь за ними?

— Я сделаю вид, что ты не задавал этого вопроса.

— Я еду.

Джоан Рочестер отхлебнула из фляжки, которую держала под сиденьем.

Она уже была около дома и могла бы подождать, пока не окажется внутри. Могла бы, но не стала. У нее в голове стоял туман, причем уже очень давно: она даже не помнила, когда в последний раз имела ясную голову. Но это не важно. К этому привыкаешь. Привыкаешь до такой степени, что туман становится нормой, а ясная голова может выбить из колеи.

Она продолжала сидеть в машине и смотреть на дом. Джоан разглядывала его так, будто видела впервые. Здесь она жила. Звучит так просто, а между тем здесь проходила вся ее жизнь. Сама фраза, что она здесь жила, звучала как-то слишком обыденно и нейтрально. Она сама помогала выбирать этот дом, а теперь, глядя на него, удивлялась своему выбору.

Джоан закрыла глаза и попыталась подумать о другом. Как получилось, что жизнь у нее сложилась таким образом? Она понимала, что причиной не было какое-то разовое событие. Перемены никогда не были резкими. Они происходили так постепенно и такими незначительными шажками, что их просто невозможно заметить. И в результате жизнь Джоан Дельнуто Рочестер — самой красивой ученицы Блумфелдской старшей школы — превратилась в такую незавидную долю.

Она влюбилась в парня, потому что он был полной противоположностью отца. Ей нравилось, что он, сильный и жесткий, сдувал с нее пылинки. Она не понимала, как получилось, что он полностью овладел ее жизнью, почему они не стали единым целым, как ей всегда мечталось, а вместо этого она из самостоятельной личности превратилась в приложение к нему и утратила всякую индивидуальность. Сначала она уступала в мелочах, потом в чем-то более значимом, а затем во всем. Ее смех постепенно звучал все реже, а затем стих навсегда. Ее улыбка становилась все более блеклой, а потом и вовсе стала искусственным приемом показать радость, которым она пользовалась, будто наносила косметику.